Три радиста. И еще два из резервной группы в Нанте — новички, плохо знакомые с условиями в Париже,— их еще учить и учить. Жермен, согласись он вернуться, принесет больше пользы. Надо попробовать!

Хозяин кабачка на рю Пастурей упорно отказывается узнать Жака-Анри. Старый пароль— «Есть ли у вас виши?»—вероятно, уже не действует, и переговоры грозят закончиться безрезультатно.

— Мне нужен целый ящик,— настаивает Жак-Анри.— Вспомните, в августе вы получили партию, я был тогда у вас.

Никакой реакции. Хозяин полотняным полотенцем с петухами самоуглубленно вытирает стаканы.

— Ящичек виши для больного Жермена!— просит, втолковывает, уговаривает Жак-Анри.— Луи клялся, что у вас есть.

— Ладно,— сдается хозяин и тычет пальцем через плечо.— Подожди-ка там, я сейчас.

Жак-Анри только однажды был а этой задней комнате, но готов поручиться, что я ней ничего не изменилось. Длинные полки все так же уставлены бутылками — по большей части пустыми; связки лука висят по стенам; низки сушеных грибов, олеография в простенке, нераспечатанная картонная коробка с кружками...

— Любуетесь?— говорит хозяин, входя.

— Здорово же пьют! Сколько пустых.

— Это коллекция.

Жак-Анри наклоняется к полке, разглядывает бутылки.

— Здорово,— говорит Жак-Анри.— Настоящий музей! Но я предпочитаю виши. Понимаете?

— Все верно, только я вас не узнаю.

— Я был в августе.

— Не разыгрывайте меня! Что я — слепой?

— У меня была бородка,— напоминает Жак-Анри.

— Генрих Четвертый?

— Да, и баки.

— Фу ты черт! Ну и здорово же вы изменились! Станьте-ка к свету... Так... Да, глаза ваши.

— Чьи же еще?— смеется Жак-Анри, не скрывая облегчения.

В другое время он объяснил бы хозяину, как и какими способами изменяют внешность — в общих чертах, не посвящая, конечно, а тонкую технику, очень специфичную и далекую от той, которой владеют театральные гримеры. Однако сейчас его больше интересует Жермен.

— Свяжите меня с ним,— просит Жак-Анри.

— Это невозможно.

— Почему? Он вне Парижа?

— Он далеко. Вы нашли тогда посылку?

— Спасибо. Можете передать Жермену, что он мне нужен позарез?

— Попробую,— говорит хозяин с сомнением.— Это не так-то легко. Вы из Лондона? Как там наш Шарль?

— Уверяю вас, я не от де Голля.

— Ладно, дело ваше. Наведайтесь в начале марта. Желаю удачи, старина. И не сердитесь за прием — виши продано еще в прошлом году. Вы поняли?

Автобус, а потом метро уносят Жака-Анри с рю Пастурей, долгим путем перемещая к площади Вандом и пасмурной боковой улочке с тем же названием. Здесь запасная квартира, которой теперь предстоит стать основной. Жак-Анри ею не пользовался, берег — одна из последних.

Консьерж встречает его немногим дружелюбнее хозяина кабачка. Судя по прокуренным усам — желтым снизу,— он из отставных военных, а почтенная плешь и седина точно указывают, что воевал он во времена Вердена. Жак-Анри на всякий случай протягивает ему лачку «галуаз».

Консьерж презрительно сплевывает.

— Морская капуста!

— Зуав?

— Третьего кирасирского!

— Славные дела, не так ли?

После такого начала консьерж значительно добреет. Шевеля подкрашенными никотином усами, он благожелательно поглядывает на Жака-Анри, и тому приходится круто менять тему — ветераны, дай им волю, готовы часами повествовать о днях минувших: ходячий эпос, изнывающий без слушателей.