— Но пикируйтесь, господа. — мирно говорит Лусто. — Полковник Жакийяр и вы, полковник, сделаете правильно, если отнесетесь друг к другу со взаимным уважением. Распорядитесь о кофе, капитан, три большие чашки. Вам с ромом, полковник?

— Бред сумасшедшего! — вызывающе говорит Бергер и достает портсигар. — Вы полковник, он полковник, я полковник — странная мания.

— Идите, Майер. Значит, три с ромом.

— Мне без, — добавляет Жакийяр. — Но со сливками.

«Все отрицать, — быстро думает Бергер. — Джентльменские варианты отпадают... А там посмотрим».

— Свой кофе я выпью не здесь, — говорит он, доставая сигарету. — Чем, собственно, обязан?

Лусто терпеливо ждет, дает ему закурить и только тогда отвечает с мягким упреком:

— Зачем же так несерьезно? Ну пусть досада, пусть вам не понравилось, как вас пригласили, но зачем же эта чепуха: «Хуарес» и «В чем дело»? Вы полковник Юстус Карл-Амалия Бергер из центрального аппарата абвера, преступно нарушивший границу и проживающий нелегально по подложным документам. Приехали, насколько я понимаю, не на альпийский сезон, иначе не брали бы с собой господина Кунца и милого юношу в очках с его оригинальной штучкой а ранце. Вы, конечно, знаете обоих?

— Конечно, нет, — вежливо говорит Бергер и пускает тонкую струйку дыма.

Кончиком языка он легонько касается левого резца и припухшей у корня десны. Ощущение такое, будто облизываешь шарик, но не металлический, а живой — теплый и влажный.

— Сейчас придет Майер, — продолжает Лусто, — и вам покажут снимки. Юноша в очках на пожарной лестнице дома 113 и Кунц, входящий в подъезд этого дома. Как по-вашему, что бы они могли там делать?

— Вы просили: без чепухи.

— А, Майер!.. Очень мило.

— Где мои сливки? — спрашивает Жакийяр. — Куда вы их поставили?..

Но ищет он не молочник, а бумаги в папке, поданной Швартенбахом вместе с подносом.

— Это вы писали?

— Не я! — говорит Бергер.

— Как можно отвечать, не зная, о чем спросили?

— Мне все равно. В любом случае: нет, не знаю, не я.

Лусто огорченно склоняет голову.

— Все-таки послушайте. Прочтите нам, Жакийяр.

— «Дорогой господин Ширвиндт. Вы не ответили на мое приглашение, и я повторяю его. Сегодня и там же. В ваших интересах, Шриттмейер».

«У них свой человек в конторе, — соображает Бергер.— Или играют заодно? А если взяли Ширвиндта и вышли на меня? Может быть, и взяли: филеров-то уже не было...» — Не трудитесь, господа, — говорит Бергер, с сожалением гася сигарету в чашке с кофе.— Я не Бергер, письма не мои, а конторе не был.

— Письма?

— Ну письмо...

— Вы сказали: письма. Так и есть. Два приглашения от Шриттмейера. И оба безответные... Я заранее извиняюсь: то, что вы сейчас услышите, заденет ваше самолюбие. Так вот; второй раз вы писали напрасно. «Геомонд» осиротела.

— Да, — говорит Жакийяр. — И заметьте, в тот самый день, когда вы послали первое приглашение.

— Спасибо, Жакийяр, это очень существенно.

— Мне кажется, что полковник начинает понимать, что к чему. Допустим, что он, как и решил, будет отвечать: «нет», «не знаю», «не я». С этим он и пойдет в трибунал, где государственный адвокат, предъявив подложные документы Хуареса, фотоснимки, записки, показания секретаря «Геомонда» и другие улики, задаст ему вопрос: куда вы дели труп? К этому моменту Кунц, конечно, разговорится и объяснит, зачем он ходил в контору, хозяин отеля, где полковник Бергер остановился под чужим именем, спасая репутацию и свободу, выложит все, цепочка потянется к фон Бибра и его террористам, и труп — ненайденный — станет реальностью.