Изменить размер шрифта - +
Срывать орден Подвязки с ноги кайзера, вычеркивать немецких
герцогов  из  списков  наших  пэров,  заменять   известную   и   исторически
присвоенную фамилию короля названием некой местности, не  имеющей  традиций,
было не очень достойным делом. Но выскабливать немецкие имена из  британских
хроник науки и образованности было признанием того, что в Англии уважение  к
науке и образованности является лишь позой, за которой кроется  дикарское  к
ним презрение. Чувствуешь,  что  фигуру  святого  Георгия  с  драконом  пора
заменить на наших монетах фигурой солдата, пронзающего копьем Архимеда. Но в
то время монет не было - были только бумажные  деньги,  и  десять  шиллингов
называли себя фунтом так же самоуверенно, как люди, унижавшие  свою  страну,
называли себя патриотами.

МУКИ ЗДРАВОМЫСЛЯЩИХ

     Душевные страдания, сопряженные с жизнью под непристойный  грохот  всех
этих карманьол и корробори, были не  единственным  бременем,  ложившимся  на
тех, кто во время войны все же оставался в своем уме. Была еще  (осложненное
оскорбленным  экономическим  чувством)  эмоциональное  напряжение,   которое
вызывалось списками погибших и раненных на войне. Глупцы, эгоисты и  тупицы,
люди без сердца и без  воображения  были  от  него  в  значительной  степени
избавлены. "Так часты будут кровь и гибель, что матери лишь улыбнутся, видя,
как рука войны четвертует их детей" - это шекспировское  пророчество  теперь
почти исполнялось. Ибо, когда чуть не в каждом доме оплакивали убитого сына,
можно было бы совсем сойти с ума, если б  мы  меряли  собственные  утраты  и
утраты своих друзей мерою мирного  времени.  Нам  приходилось  придавать  им
фальшивую стоимость, утверждать,  будто  молодая  жизнь  достойно  и  славно
принесена в жертву ради свободы человечества, а не во искупление беспечности
и безумия отцов, и искупления напрасного. Мы должны были даже считать, будто
родители, в не дети приносили жертвы, пока наконец юмористические журналы не
принялись сатирически изображать толстых старых людей, уютно устроившихся  в
креслах своих клубов и хвастающих  сыновьями,  которых  они  "отдали"  своей
родине.
     - Кто поскупился бы на такое лекарство, лишь бы утолить  острое  личное
горе! Но тем, кто знал, что молодежь набивала себе оскомину из-за того,  что
родители  объедались  кислым  политическим  виноградом,  -  тем  это  только
прибавляло горечи. А подумайте о самих этих молодых людях! Многие ничуть  не
обольщались политикой, которая вела к войне: с  открытыми  глазами  шли  они
выполнять ужасный,  отвратительный  долг.  Люди  по  существу  добрые  и  по
существу умные, занимавшиеся полезной работой, добровольно откладывали ее  в
сторону и проводили месяц за  месяцем,  строясь  по  четверо  в  казарменном
дворе, и средь бела дня кололи штыком мешки, набитые соломой,  с  тем  чтобы
потом отправляться убивать и калечить людей, таких же добрых, как они  сами.
Люди, бывшие в  общем,  быть  может,  нашими  самыми  умелыми  воинами  (как
Фредерик Килинг, например), ничуть не были одурачены лицемерной  мелодрамой,
которая утешала и вдохновляла других.
Быстрый переход