Однако эта тривиальная фраза не передавала и малой толики
охватившей нас ярости. Для меня, когда я только и думал что об ужасной цене,
в которую нам обошлись Нев-Шапель, Ипр и высадка в Галлиполи, весь этот шум
вокруг "Лузитании" явился признаком неуместной черствости, хотя я был лично
и близко знаком с тремя из самых известных жертв и, быть может, лучше других
понимал, каким несчастьем была смерть Лейна. Я даже испытывал весьма
понятное всем солдатам мрачное удовлетворение от того факта, что штатские,
считавшие войну таким прекрасным британским спортом, теперь хорошо
почувствовали, что значила война для настоящих участников боев. Я выражал
свое раздражение откровенно, и оказалось, что мое прямое и естественное
чувство в этом случае воспринимается как чудовищный и черствый парадокс.
Когда я спрашивал тех, кто мне дивился, могут ли они сказать что-нибудь о
гибели Фестюбера, они дивились мне еще больше, так как совершенно позабыли о
ней, а вернее, так никогда и не уяснили себе ее значения. Они не были
бессердечней меня; но великая катастрофа была слишком велика для их
понимания, а небольшая была им как раз по плечу. Я не был удивлен: разве мне
не приходилось видеть, как целое учреждение по той же причине без единого
возражения согласилось истратить 30000 фунтов, а затем провело целых три
специальных заседания, затянувшихся до самой ночи, в спорах по поводу суммы
в семь шиллингов для оплаты завтраков?
СЛАБЫЕ УМЫ И ВЕЛИКИЕ БИТВЫ
Никому не будет дано понять причуды общественного настроения во время
войны, если все время не держать в памяти, что война в своем полном значении
для среднего тыловика не существовала. Он не мог постичь, что такое одна
битва, не то что целая военная кампания. Для пригородов война была
пригородным переполохом. Для горняка и чернорабочего это был только ряд
штыковых схваток между немецкими и английскими сынами отечества.
Чудовищность войны была гораздо выше понимания большинства из нас. Эпизоды
ее должны были быть уменьшены до размеров железнодорожной катастрофы или ко-
раблекрушения, прежде чем произвести какое-либо действие на наше разумение.
Смехотворные бомбардировки Скарборо или Рамсгита казались нам колоссальными
трагедиями, а Ютландская битва - лишь балладой. Слова в известиях с фронта
"после основательной артиллерийской подготовки" ничего для нас не значили,
но, когда отдыхавшие на нашем побережье узнали, что завтрак пожилого
джентльмена, прибывшего в приморский отель, чтобы провести там конец недели,
был прерван бомбой, угодившей в рюмку с яйцом, их гневу и ужасу не было
предела. Они заявляли, что этот случай должен поднять дух армии, и не
подозревали, как солдаты в траншеях несколько дней подряд хохотали и
говорили друг другу, что-де этим занудам в тылу полезно попробовать, каково
приходится войскам. Подчас узость взглядов вызывала жалость. Бывало, человек
работает в тылу, не задумываясь над призывами "освободить мир ради
демократии". |