Платформа. Кто же не знает, что в час пик интервал — минута. Если больше — значит, на путях непорядок.

Вагон. Тут каждый закуток знаком, отстоян, отсижен, обтерт. Ты прекрасно знаешь, что на одном сиденье размещаются шесть человек. Если меньше — значит, кто-то слишком толстый или слишком наглый, что не хочет ужаться. Враг. Таких все остальные мимолетно ненавидят. В метро надо ужиматься. Метро — особый мир. Плотно упакованный. Мир несмертельных человеческих трудностей. У кого-то оттягивает руку тяжелая сумка. Кто-то вспотел. У кого-то першит в горле, и он кашляет. А в углу — свободное пространство. Там обосновался бомж. Это право московского бомжа — сидеть в одиночестве почти на пустой скамейке в час пик. Запах — их билет на проезд в первом классе.

Пересадка на кольцевую линию. Желанная для многих станция. Вагон утрамбовывал в себя на семи предыдущих станциях человекомассу, чтобы здесь разом извергнуть ее из своего брюха.

Валдаев в брошенной в едином порыве толпе рвется на перрон. Кого-то обтекает, кого-то прижимает. Ну, старикашка с клюкой, чего застыл? В душе вспыхивает раздражение, когда не попадающего в общий поток и не отвечающего общему ритму хочется отодвинуть в сторону, отпихнуть. В метро все всегда стремятся вперед. И человекозатычка, тот, кто не успевает вовремя поворачиваться, — кто он? Враг.

Кольцевая линия. Опять вагон. Опять вечный бой — за места. Два вьетнамца плюхаются на мягкое вожделенное коричневое сиденье прямо перед кашляющей перекошенной старушкой. Может, это и китайцы. Говорят, желтолицые к старшим почтение испытывают. Нет, эти не из тех, кто кого-то уважает. Эти из тех, кто собак едят. Враги! В метро полно мимолетных врагов…

Вот и нужная остановка. Толпа опять стискивает Валдаева. Выносит на перрон. Сумкой под ребра, чем-то острым — под колено. Ух, тоже враги. Кто же с таким саквояжем в час пик едет? Саквояж занимает места, как три человека.

Все, родная «Таганская».

— Извините, вы выходите? — спрашивает Валдаев.

В кабинете Сомина собрались четверо коррес-пондентов, замредактора и ответственный секретарь. Все эти люди помимо «Запределья» выпускали еще пару дайджестов.

Главред проводил производственное совещание. Точнее — редакционную летучку. Это — святое. Школа «Молодого коммуниста».

— Ближе к читателю надо быть, — опять долдонил в своей привычной манере главред. — И приврать для красного словца не грех.

— Врать всегда грешно, — хмыкнул ответственный секретарь — молодой, нахальный, очкастый и острый на язык. Даже Сомин с ним особо не связывался — где сядешь, там и слезешь. Больше главный оттачивал зубы на Валдаеве, но тот не обижался. У него судьба такая — на нем всегда точили зубы все, кому не лень.

— И вот еще. Положение финансовое тяжелое, — давил главный. — Но я вижу, в последнее время корреспонденты сбавлять темп начали. Нет соревновательного момента.

— Передовое Красное знамя, — поддакнул ответсек.

— Неплохо было бы, — строго нахмурился главред. — В старой системе много полезного было. И доска почета не помешала бы.

— И гонорар, — поддакнул Валдаев, наступая на больную мозоль.

— Ну что за меркантильность такая? — укоризненно покачал головой главред. — Помню, раньше мы за копейки работали, а о долларах и не слыхали. Но горды были профессией — доносить до людей правду жизни. Это почетно, кстати.

— Правду об астральных насильниках, — кивнул Валдаев.

Иногда на него нападало желание поогрызаться.

— В общем, больше сдавать материалов, — шеф не обратил внимания на выпад.