– Это что, психиатрическая головоломка? – насмешливо фыркнул Мейсон.

– Не думаю. Судя по всему, он просто констатировал прискорбный факт.

Мейсон на мгновение притих. Ситон знал, что такие люди, как он, редко позволяют себе расслабиться. Наконец Мейсон шевельнулся и моргнул. Он снова поднял глаза к потолку, к одной из спален своего фамильного дома, где, как он надеялся, спала, не видя снов, его сестра.

– Этот священник сейчас, должно быть, уже дряхлый старик. Он и в Африке‑то был совсем старым. А в Африке я служил семь лет назад. К тому же его сначала надо разыскать, а это работа не из легких. Господи!

– Он живет во Французских Альпах, – сказал Ситон. – Уединился в бывшем монастыре близ города Шамони. Так говорил Коуви. Это он сказал, где его можно найти.

– В тиши уединения укрылся, примирившись с миром, чтобы спокойно умереть, – прокомментировал Мейсон. – Кто он, этот Коуви?

– Я уже сказал. Не знаю. И никогда толком не знал.

Мейсон кивнул и предложил:

– Давай‑ка поспим. Соснем пару часиков, а потом сделаем пробежку. Надо проветрить мозги перед поездкой.

– Пробежку?

– Ты ведь когда‑то тренировался?

– Так ты не хочешь выехать немедленно?

– Я вообще не хочу ехать. Что‑то подсказывает мне, лучше было бы остаться с Сарой. Вот только здесь ей от меня, похоже, никакого толку. И вообще, важные дела в спешке не делаются. И, честно говоря, если я сейчас не посплю, а потом не израсходую часть напряжения, то непременно кому‑нибудь вмажу. А ты – самая хорошая мишень.

– У меня с собой нет ничего для бега.

– Я тебе дам. Жутко не хочется бежать в одиночку. А спортивная форма, приятель, – самая малая из твоих проблем, – подытожил Мейсон.

В Эшфорде они сели на поезд до Франции, а там пересели в скоростной поезд, забитый лыжниками. По пути Мейсон рассказал Ситону о состоянии остальных выживших девушек с курса этики. После похорон он связался с семьями двух пострадавших англичанок. Обе находились в больницах, на седативных препаратах и под контролем на случай попыток самоубийства. С американской студенткой, которая была их старше, все оказалось сложнее. В самолете по пути домой она на высоте шести миль над Атлантикой попыталась открыть аварийный люк. За этим занятием ее застали стюарды. В результате ее поместили в Бельвью, где держат в смирительной рубашке. Перепуганные родители посменно дежурят у дверей ее палаты.

Поезд шел быстро, но Альпы есть Альпы. В Шамони продрогшие путешественники сорок пять минут искали такси, пока один из водителей не согласился доставить их в горную деревушку по адресу, указанному Малькольмом Коуви.

– Но кто знает, примет ли он нас?

– Коуви сказал, что он нас ждет.

В такси было холодно, но снаружи – еще холоднее. Чем выше они поднимались в горы и чем разреженнее становился воздух, тем больше запотевали стекла машины. Ситон вытер со своей стороны изморозь лыжной перчаткой. Мейсон одолжил ему пару для путешествия. За окном среди деревьев мелькали снежные сугробы, поблескивавшие в свете фар. Ситон снова откинулся на сиденье. Ноги и спина побаливали после утренней пробежки, долгой и довольно изнурительной. Мейсон оказался выносливым не только с виду. Но непредвиденная тренировка, вопреки ожиданиям, придала Полу бодрости. Машина тем временем начала подъем по крутому склону, и Ситона прижало к спинке сиденья. Изморозь понемногу затягивала очищенный им кружок на стекле, и вскоре от него осталось лишь туманное пятно. Они теперь пересекали пояс лесов с плотной стеной хвойных деревьев. За ветровым стеклом в желтых лучах фар медленно падали, кружась, густые хлопья снега. В салоне вдруг затрещало радио. Цыганский музыкант Джанго Рейнхардт[75] из парижского квинтета «Хот клуб» виртуозно перебирал проворными пальцами гитарные струны.