Пол знал, что Эдди ему симпатизирует. Ситон всегда ходил на работу в костюме. Был непременно вежлив и предупредителен по отношению к старшим коллегам. Его так воспитали. Другие молодые репортеры, не избавившись до конца от юношеской задиристости, щеголяли в мохеровых джемперах и смотрели на всех сверху вниз. Они стряпали на допотопных редакционных машинках объявления о свадьбах и похоронах, но мнили себя представителями журналистики «новой волны» и непрерывно грозили забастовками, бормоча что‑то о равенстве и справедливой оплате труда. Платили им мало. По крайней мере, не сравнить с рабочими типографии, расположенной в подвале здания. Но старые сотрудники вроде Харрингтона были в этом не виноваты. Поэтому Ситон на всякий случай держался с Эдди приветливо и почтительно.

– Говоришь, умерла, забытая всеми?

– В нищете, что, как мне кажется, примерно одно и то же. Очень странно, ведь у нее было полным‑полно богатых родственников, которые могли бы ей помочь. Но когда она покончила с собой, у нее не было ни гроша. И при жизни ни разу ни к кому не обратилась за помощью. В общем, адреса у меня нет…

– А для чего тебе так понадобился ее адрес? – спросил Эдди после короткого раздумья.

– Честно говоря, есть у меня одна смелая задумка. Дело в том, что я пытаюсь узнать: а вдруг после нее остались какие‑то бумаги. Ее последнее место жительства может дать мне ключ, где эти бумаги искать. Если, конечно, они существуют.

По выражению лица Харрингтона Пол сразу же понял, что его «задумка», пожалуй, чересчур смелая. И еще он заметил, что впервые за всю историю фотоотдела в их издательстве Эдди держал в руках такой идеально отполированный объектив.

– Я дам тебе список, – сказал Эдди, – гильдий, профессиональных ассоциаций и прочих организаций, куда обычно вступают фотографы.

Он наконец‑то отложил замшу и принялся хлопать по карманам жилета в поисках ручки.

– А в фотоателье она обращалась?

– Не знаю.

– Многие фотографы обращаются. Печать – тоже искусство, важный момент в фотографическом деле. Фотоателье означает счет‑фактуру, а счет‑фактура подразумевает адрес. Должна же она была как‑то рассчитываться за услуги. А если так, то у них наверняка остался ее адрес.

– Я позвоню своей девушке и спрошу. Может, она знает.

– Когда вернешься, тогда и заберешь список, – кивнул Эдди.

Люсинда дома готовилась к выпускному показу, как заведенная строча на швейной машинке. На газоне возле их квартиры неумолимое летнее солнце выжгло некошеную траву до ломкой желтизны. А Люсинда так никуда и не выходила, все возясь с выкройками, тканью и электрической швейной машинкой. Ситон представил ее в солнечном свете, проникающем сквозь сшитые на скорую руку муслиновые занавески, и его захлестнула волна любви к Люсинде. Она ответила на телефонный звонок с присущей ей едва уловимой северной чопорностью. Она сейчас жила только этим чертовым выпускным экзаменом. А он так ее любил Любил и готов был горы свернуть, чтобы ей помочь. Он говорил с Люсиндой очень тихо, так как в отделе новостей было полно других репортеров. Те как ни в чем не бывало стучали по клавишам пишущих машинок, курили и делали вид, будто пропускают мимо ушей все, что не заслуживает внимания.

– Никаких фотоателье, – сказала Люсинда.

– Вот дерьмо!

– Она всегда сама печатала свои снимки. Многие из них были частными заказами, и в соглашении оговаривалось, что она должна изготовить их лично, без участия третьих лиц.

– Откуда тебе это известно, Люсинда?

В Ламбете повисла тишина.