– Откуда тебе это известно, Люсинда?

В Ламбете повисла тишина. В Хэкни стучали по клавишам и деловито скрипели стульями репортеры.

– Что?

– Откуда тебе это известно?

– Об этом столько говорили. Ведь кое‑какие ее работы были весьма рискованными для своего времени. И среди моделей попадались достаточно известные люди. А что?

– Как можно так много знать об этой женщине? И одновременно знать так мало!

В Ламбете опять замолчали. В редакции тоже.

– Ладно, извини, – сказал Ситон.

Он положил трубку на рычаг и в поисках вдохновения уставился на доску информации, висевшую на стене у его стола. Она была сплошь утыкана вырезками и флаерсами. Ситон пробежал глазами по снимку, где Генри Купер[48] запечатлен в тот момент, когда он сидит в пабе «На дамбе» рядом с улыбающейся королевой в жемчугах и пододвигает к ней кучу монет от лица какого‑то благотворительного общества. Тут же висела листовка кампании «Спасем Уэппинг»,[49] а рядом – фотография принцессы Ди в платье с рукавами‑фонариками во время посещения больных Хомертонского госпиталя. Детский макияж, сбор пожертвований для пожарных, сенсационное сообщение о фараоновых муравьях, якобы осаждающих поместье Клэптона. Ничего стоящего.

Пол сходил к Эдди за списком и обзвонил разные организации. К своему удивлению, он обнаружил, что Пандора Гибсон‑Гор состояла членом не одного, а сразу нескольких фотографических обществ и ассоциаций. Однако все они, когда он любезно просил дать ее последний адрес, отсылали его к некоему дому на Чейн‑уок, то есть туда, где она проживала в то время, когда был сделан снимок в «Кафе ройял». Тогда Ситон отыскал телефон арт‑клуба в Челси и на всякий случай позвонил туда.

– О боже! – услышал он голос пожилой женщины. – Мы не храним учетные записи такой давности. Но знаете, я ее помню, хоть и смутно. И точно могу сказать, что она жила в Челси. В роскошном доме на Чейн‑уок.

Пол взглянул на часы. Двенадцать. На это дело у него ушло пока только два часа – всего ничего. Но в его душе почему‑то возникло нехорошее чувство, вернее, предчувствие беды. В единственном некрологе говорилось, что у нее нет определенного местожительства, что свидетельствовало об ее крайней нужде. Лондон тридцатых годов сурово обходился с бездомными. Невозможно было найти себе пристанище без гроша за душой. Большинство населения жило в крайней нужде. Это была не достойная бедность, а полное обнищание – жуткое следствие Великой депрессии. В обществе отмечался дефицит милосердия, а благотворительность была редким исключением. Для достойной жизни граждан необходимо процветающее государство. Но еще более важно, что только в таком государстве все моменты жизни людей отражены в соответствующих документах. Впоследствии это дает возможность получать архивные справки и располагать необходимыми данными для проведения розыскных мероприятий. Но система регистрации окончательно сформировалась лишь в тысяча девятьсот сорок восьмом году, через одиннадцать лет после гибели женщины, чей след, несмотря на все старания Ситона, буквально исчезал на глазах.

Ситон встал и предложил всем сделать перерыв на чай. В редакционной кухоньке Пол наткнулся на Майка.

– Ну как там наш «зверский злоумышленник»?

– Совсем озверел. Освирепел.

Ситон только кивнул, продолжая мыть чашки. На фоне редакционной пишущей братии Майк выгодно отличался богатством лексикона, тем более что таблоидный текст, как правило, требует смелого обращения с языковыми нормами. К тому же Майк не лез за словом в карман, а посему был востребован вдвойне.

– Давай пообедаем через час в кафе «У Артура».