|
Он, словно наяву, видел ее обнаженное бледное тело, украшенное драгоценностями. Ее некогда прекрасную, а теперь дряблую от долгого пребывания в грязной воде кожу. Боже, как же надо было себя ненавидеть, чтобы броситься в Темзу? Часы «Картье», должно быть, остановились в тот самый момент, когда тело упало в воду. Бесполезная улика, ведь убийцей была сама жертва. Следовательно, время смерти несущественно. В разговоре с Бобом Холливеллом Ситона так и подмывало подбить детектива за дополнительный бонус изъять из сейфа вещдоки, снятые с тела Пандоры. Прикоснуться к ним означало бы прикоснуться к ней самой. Но какой в этом смысл? Разве что почувствовать себя грязным извращенцем!
– Ты знаешь, это одно из тех клише, которое находит подтверждение всякий раз, как мы сюда заходим, – донесся до него голос Майка откуда‑то издалека, с другого конца столика. – Какое же? Пол увидел что Майк успел смести с тарелки все, оставив только лужицу яичного желтка. В кухне надрывался транзистор, настроенный, как обычно, на волну «Столица». Передавали песню группы «АБС». Мартин Фрай[50] жеманно исполнял хит «The Look of Love». – Стереотип ирландца, – пояснил Майк. – Кельтского чародея‑златоуста. Хочу сказать, что, когда ты жонглируешь своими заклинаниями, тебя порой трудновато понять. Но лично я для тебя – благодарная аудитория. Заметь, всегда был готов слушать твои словоизлияния. Мне любую лапшу можно на уши навешать. – Прошу прощения, – улыбнулся Ситон. – Закажи‑ка мне тоже кока‑колы. И выкладывай, что у тебя на уме, – заявил Майк, посмотрев на часы. Все дело в том, что он словно побывал там. Постоял на мокрой гальке у причала Шадуэлл, увидел накрытый брезентом труп у грязной пенистой кромки прилива, а еще вереницу барж, которые тащил коренастый буксир, пускавший клубы дыма в низкое ноябрьское небо. Вдохнул запахи реки, мокрых габардиновых полицейских плащей, прокисшей от сырости плоти, насыщенного серой и копотью воздуха. Там шел дождь. В то утро, когда нашли мертвое тело Пандоры, в Лондоне шел дождь. С большим трудом Ситон перенесся обратно. Обратно в кафе «У Артура». Обратно в здешнюю духоту. – Много нарыл за сегодня? – Хорошенького понемножку, – скривился Майк. – После «зверского злоумышленника» можно спокойно почивать на лаврах. Или уйти на пике славы. В разгар игры всегда надо уметь вовремя остановиться. Я о той сумасшедшей мартышке. В общем, как профессионал, я вряд ли продвинусь дальше. – Могло быть и хуже. Скажем, благотворительные пенни, брошенные в пабе. – Смотря кто благотворитель, – заметил Майк. – В прошлый вторник вечером в «Якоре надежды» это была дамочка, когда‑то танцевавшая в «Прислужниках Пана».[51] Они помолчали. Ситон взял вилку, но затем снова положил ее на стол и отодвинул от себя нетронутое блюдо. – Так что ты делаешь сегодня вечером? – Самую скучную работу в мире, – ответил Майк. – Повезу фотокамеры на сервис. А это значит, мне придется тащиться к проклятому Лондонскому мосту. – И, посмотрев в окно, добавил: – В этих чертовых пробках. По этой чертовой жаре. – А что, поближе ничего нет? – Есть, конечно. Но Эдди пользуется только услугами одной фирмы: той, что обслуживает нашу контору еще с начала века. – Традиция, – кивнул Ситон, вставая и нашаривая в карманах мелочь, чтобы расплатиться за обед. – Не только, – ответил Майк. – Эта мастерская всегда считалась самой‑самой, и мастера там тоже самые‑самые. |
