Изменить размер шрифта - +
Впрочем, даже если сохранились стены, велика ли возможность того, что такие непрочные вещи до сих пор находятся в меблированных комнатах? Похоже, вместо открытия он нос к носу столкнется либо с подозрительным и недружелюбным хозяином, либо с ничего не подозревающим съемщиком, ненадолго занявшим обезличенное для него пространство. А возможно, и с целой компанией по найму, поскольку нынешний Челси – больше не тот богемный уголок, каким был до войны. Теперь это престижные почтовые индексы и баснословные цены на жилье. Если надежды Ситона не оправдаются, то ему придется целиком положиться на разрозненные факты и неубедительные выводы Эдвина Пула и на их основе сочинить эссе, которое неизбежно будет грешить взятыми с потолка бездоказательными гипотезами.

Такого рода размышления вызвали у Ситона новое опасение, которое тревожило его еще больше. Он понимал, что начатые им поиски – уже не просто желание выручить Люсинду, каким бы искренним оно ни казалось сначала, когда у него еще только зарождался этот замысел. Но стоило ему взглянуть на снимки Гибсон‑Гор в книге Пула, как он сам попался на крючок. Или, может, на него подействовала мольба о помощи в испуганных глазах Пандоры на фото, сделанном в «Кафе ройял»? Полу страстно хотелось понять то мучительное мироощущение, которое вдохновляло все ее беспокойное творчество. Ему необходимо было выяснить, что же заставило ее так внезапно бросить работу на пике славы. Ему была непонятна причина, по которой она впоследствии порвала все нити, связывающие ее с прежней жизнью. Ведь Пандора действительно спряталась ото всех. Ну не бедность же толкнула ее обречь себя на прозябание? И наконец, Ситона очень интересовали мотивы ее ужасного самоубийства. Он решил, что надо все же попросить разрешения у Боба Холливелла осмотреть вещи, снятые с тела Гибсон‑Гор и до сих пор хранившиеся в морге Уайтчепела. Это было бы хоть и незначительным, но все же шагом к написанию диплома Люсинды. Ничего лучшего, чем собственное любопытство, Ситон придумать не мог. Дело это, конечно, требовало крупной взятки в виде литра «Чиваса», но откладывать его в долгий ящик было нельзя.

Пол услышал, как в спальне рядом вздохнула во сне Люсинда, и вдруг в окне, в узком просвете между зданиями, в дальнем конце справа, где угадывалась набережная, он заметил чей‑то силуэт, хорошо видный на фоне голубого неба. Там, куда смотрел Пол, Ламбет‑Бридж‑роуд, в этот час еще свободная от транспорта, пересекала Ламбет‑Хай‑стрит. Слева, у фасада храма Святой Марии, был разбит ухоженный садик. Вдали, за зданиями, виднелась Темза.

Именно там Ситон и увидел фигуру высокого человека с цилиндром на голове. Неизвестный смотрел прямо на него, и Пол с изумлением обнаружил, что его строгий черный костюм – не что иное, как траурное облачение. Затем человек вдруг приподнял черный цилиндр, так что на тулье взметнулись концы креповых лент. От неожиданности у Ситона зубы лязгнули о край кружки. Водрузив шляпу на место, незнакомец повернулся и неторопливо зашагал на восток и вскоре скрылся из виду.

Вслед за фигурой в черном показалась четверка торжественно ступающих лошадей с черными плюмажами на голове. Лошади везли стеклянный катафалк с гробом. Процессия двигалась совершенно беззвучно. Те триста – четыреста ярдов, которые отделяли Ситона от странной картины, не позволяли слышать ни цоканья копыт, ни скрежета кованых ободов о мостовую. Этот странный кортеж промелькнул у него перед глазами за каких‑то пару секунд. Пол заметил, что на часах было двадцать восемь минут седьмого – неурочное время для похорон, обставленных с такой пышностью. Да и вообще, для любых похорон.

Ситон решил, что это одно из тех загадочных явлений, типичных для Лондона. Он приписал его сложной внутренней жизни города, которого он толком не понимал. Однако Пол понимал, что для младшего репортера местной газеты в расследовании последней истории он взял слишком быстрый старт. Да, конечно, он собирался провести внеплановое расследование, причем, как предупредил Боб Холливелл, по следам сорокашестилетней давности.

Быстрый переход