В четверть седьмого Гибсон‑Гор попрощался с Полом. Попрощался сердечно и чуть ли не с извиняющимся видом оттого, что визит гостя оказался не совсем удачным. Гор, впрочем, позволил себе намекнуть, что Ситон по наивности слишком многого ждал.

– История – менее выгодное поприще, чем журналистика. Так‑то, мой мальчик. Источники информации в ней лежат далеко за пределами телефонной книги. Судя по всему, моя покойная кузина тоже была вне пределов досягаемости. Уклончивость определяла и характер, и все поступки Пандоры, – пожал плечами Гор.

Они обменялись рукопожатием. Так они закончили эпизод, который, как полагал Ситон, был для Себастьяна Гибсон‑Гора забавной, но незапоминающейся интерлюдией.

16

Теперь нужно было разыскать телефонную будку. Пол должен был быть дома уже полчаса назад. Пока он доберется домой, опоздание составит больше часа. Конечно, Люсинда не станет от волнения рвать на себе волосы. Возможно, она и сама задержится в школе искусств. Но предупредить ее звонком все‑таки следовало.

Будка стояла на перекрестке, наискосок от газетной лавки – храма футбольного клуба «Челси», – в которую Ситон наведывался не далее как утром. Набрав номер и прижав к уху трубку, Пол искал в кармане мелочь и рассеянно рассматривал пеструю от газет витрину. Наконец он нащупал десятипенсовик и тут увидел силуэт хозяина лавки, застывший за витринным стеклом.

– Алло?

– Это я.

– Ах, это ты…

Нет, тот вовсе не застыл на месте, безвольно опустив руки. Он точно слегка, чуть заметно покачивался из стороны в сторону.

– Ты расследуешь детективную историю с убийством и раньше полуночи дома не будешь?

– Господи Иисусе! Ты спятила!

Люсинда засмеялась. Смех ее после надсадного кудахтанья Гибсон‑Гора показался Полу музыкой.

– Она высокая блондинка – твоя детективная история?

– С ней, по крайней мере, мне не приходится каждый раз разрываться в баре между шартрезом и арманьяком, – делано рассмеялся Ситон.

В ста ярдах от него смутно виднелась фигура ирландца, слегка покачивающегося за витриной лавки. Ситону не давал покоя украденный пакет он давил на поясницу и здорово мешал. К тому же он не мог разглядеть выражение лица ирландца там, в лавке через дорогу. И все же Пол видел, что тот продолжает раскачиваться и глазеть на него с открытым ртом. В телефонной будке было жарко и тесно, но Ситона била дрожь. В трубке предупреждающе забибикало. Он опустил в щель еще монетку.

– Скорее всего, – сказала Люсинда, – она пьет сидр. Из банки.

– На улице, – добавил Ситон.

– В канаве. В котором часу ты придешь?

– Самое позднее в девять.

– Твой ужин пойдет псу под хвост.

– У нас нет пса.

– Схожу и подберу бродячего.

Ирландец поднял руку и, похоже, стал тыкать пальцем прямо в направлении телефонной будки. Ситон моргнул, чтобы стряхнуть пот с ресниц. Черт‑те что! Ерунда. Просто силуэт за окном газетной лавки.

– Пол! И все же где ты на самом деле?

– Занимаюсь всякой фигней. Вместе с Майком. Скукотища! Брожу по домам. Возможно, наша фотосессия затянется.

– Бедненький, – посочувствовала Люсинда.

Он не мог объяснить себе, зачем солгал. Его самого удивила собственная ложь и свой непреднамеренно убежденный тон. При обычных обстоятельствах врать он не умел. По крайней мере, не мог обмануть того, кто был ему небезразличен.

– Тогда до девяти?

– Ага, пока!

Он толкнул тугую дверь будки и повернулся спиной к странному видению за витриной лавки. Затем он решил, что доедет на метро до станции «Эмбанкмент», пешком прогуляется до парка на Набережной королевы Виктории, сядет на скамейку и спокойно исследует содержимое пакета.