— Да, конечно, — поддакнул Валентин.

— Я их упросила сверить отпечатки пальцев, чтоб точно, понимаете? Они взяли из дому его бритвенный прибор — и оказалось, точно… Алешины. А на похоронах мне хотелось взять на память обручальное кольцо… Серж к свадьбе Алеше подарил. Помнишь, Серж?

— Ну как же! Червонное золото, старое, с резьбой. Марочка, не стоит так…

— И я подумала, — продолжала она, не слушая, — не надо брать, нехорошо, пусть с ним остается, там, в могиле. Он в маминой могиле лежит. — Марина задумалась. — К чему я это говорю?

— Тебе действительно нужна разрядка, — вставил Боря резковато и выпил. — А то опять в больницу попадешь.

— Разве?.. Нет, нет, я вылечилась.

— Типун тебе на язык! — бросил Серж, гневно сверкнув на юношу черными глазами.

— А кто опознавал труп? — брякнул Валентин, целиком захваченный трагической коллизией.

Даша сказала быстро:

— Я и Боря. В морге так жутко, так…

— Дашуня, бедная моя! — Марина обняла сестру; они сидели на диване в елочных огнях, огненноволосые, алогубые, похожие и прекрасные. — Не надо было тебе одной на кладбище ходить.

Трое мужчин глядели на них молча, наконец Серж заговорил, возвращая действие в сегодняшнее русло:

— Мы растерялись на какие-то минуты, наверное. Дашины следы уже заметал снежок. Тихо так, безлюдно. И я подумал…

Боря перебил, обращаясь к Даше:

— Почему ты не сказала, что на кладбище собираешься?

— Я хотела одна. А почему ты не съездил?

— Как-то не сообразил. Я мертвых не боюсь.

— А кто боится? — спросила Марина и вдруг улыбнулась прелестно и загадочно. — Разве я боюсь?

— Дети мои! — Коммерсант поднял рюмку. — Никто ничего не боится. За Алешу! За его чистую бессмертную душу.

— И на этом кончим. — Боря залпом выпил водку и встал. — Сегодня не праздник.

— Ты прав, к сожалению. — Бизнесмен тоже поднялся; оба стояли и смотрели на Валентина. — Вы остаетесь?

— Остаюсь, — отозвался тот упрямо, вопреки своей воле; нехорошо тут, жутковато, мертвечинкой несет. «Куда меня-то несет? Походя приобрел двух врагов!»

После ухода «врагов» Валентин настоял (Марина возражала из любезности), чтоб сестры не меняли свой образ жизни: он будет спать «около елочки». «Тем более, — добавил про себя, — дольше чем на месяц я тут не задержусь». От греха подальше.

Смерть на Рождество

Игра только-только разгоралась, но Валентин ушел рано, превозмогая зуд в крови — ущерб в душе. «Эк меня бес оседлал», — думал угрюмо, надевая с помощью швейцара кожанку. И даже не на Рождество торопился он — эти люди не стали еще близкими — из последних сил старался не поддаваться иссушающей страсти к игре, не догадываясь, что этот день — поворотный, другая страсть увлечет его к разгадке тайны мрачной, посмертной, чужой, которая вдруг станет его собственной.

Чтобы не опоздать, взял такси. В старинном дворике под желто-тусклым фонарем — редкие колкие снежинки начали падать из мутно-темного небесного пространства — взглянул на наручные часы. Без пяти семь. В точку!

Дверь на площадке, к его удивлению, была приоткрыта и чуть постанывала на петлях, подрагивала, вибрировала… точно вихрь пронесся, затихая внизу.