Валентин подошел к елочке, дотронулся до ветвей, погладил — и она вдруг осыпалась вся разом. Они смотрели на древесный скелет с каким-то таинственным сожалением.

— Алеша говорил, — внезапно вспомнилось, — он спрятался в эркере, вошла его Манон Леско, не раздевшись, прошла к деревцу и встала на колени.

— Она заметила мужа, да?

— Он так понял и сказал (тем самым, наверное, «подземным» голосом): «Буратино, где ты прячешь свои денежки?»

— Он давно с ума сошел, еще с набережной.

— Ну, в своем роде… Однако очень трезвое замечание я от него услышал: Марина спрятала бы свою добычу в «заветное местечко», куда сестра не залезет.

— В своей комнате?

— Помнишь, Пчелка…

— Как?

Валентин засмеялся.

— Нечаянно вырвалось. Тебя ведь наверняка в школе Пчелкой звали?

— Ага.

— Помнишь сороковины Алеши?

— Это мы Марка поминали.

— Да. Меня поразила вифлеемская пещерка. «Откуда у вас такая дорогая игрушка?» Марина усмехнулась (помню усмешечку — торжествующую и горькую одновременно) и сказала многозначительно: «Вы не представляете, какая дорогая!»

— Ну и что?

— А ты пояснила: «Мы ее так храним! В специальном сундучке у Марины под кроватью, она даже мне не разрешает касаться». И очень не хотела, чтоб я ночевал в гостиной, все предлагала свою комнату.

— Как же можно спрятать массу долларов…

— А мы сейчас поглядим.

Валентин встал на колени у крестовины (как Марина в предсмертную минуту), осторожно взял в руки евангельский вертеп: звезда, пастухи, маги, ясли и под восковым тельцем младенца, с надеждой протягивающего крошечные руки в мир, под алым покрывальцем прощупалось нечто… еще более крошечная бумажка, которую он и извлек на свет Божий.

Алая чаша с изумрудным вином.

— Чаша святого Грааля! — воскликнул Валентин в загадочном каком-то волнении. — Смотри! — Поднес марку к ярко-синим глазам. — Но должно быть наоборот: красное ритуальное вино (символ священной жизни) в изумрудной чаше. — Задумался на мгновение. — Уточним у бывшего владельца.

— У кого? — удивилась Даша.

— Почему вдруг Боря говорил с ним о марках?

— Да с кем?

— Двадцать восьмого ноября вечером он привез Дмитрию Петровичу машину, и, по его словам, они говорили о Южной Америке, о марках, о «мерседесе»… Марк, марка, Марочка.

Серж, сдержав обещание, беспрекословно выдал «купеческие координаты»; «сыщик» связался с Ригой, «уточнил», посулив на прощание: «За утайку сведений и лжесвидетельство ответите перед законом». — «Какие у нас теперь законы! Разве что на том свете…»

Даша встретила его нетерпеливым взглядом.

— У Марка действительно земля горела под ногами, две группировки охотились. Он был вынужден уезжать срочно и не мог использовать старые связи. Тогда филателист предложил своему старому приятелю уже испытанный способ перевозки валюты за рубеж: доллары вкладываются в ценную марку, которая там продается. Страдая подагрой, он ждал Казанского, но тот не приехал. Приехал охранник, сообщил: «Мы с боссом расстались в Шереметьево». Стало быть, приятель нашел более приемлемый вариант, решил купец и успокоился. Ненадолго. Потрясенный погребением «Алеши», он испытал еще большее, когда вдова на поминках потребовала продать ей раритет из коллекции (он не догадывался об их связи): «Деньги в сундучке под моей кроватью.