|
— Парить очень приятно, — заметила Чармейн, — но как же мне двигаться? Тут она вспомнила, что у лаббока есть крылья, а значит, он, вероятно, сейчас летит с обрыва за ней. После этого она уже не стала задаваться вопросом, как ей двигаться. Она сама не заметила, как сильно оттолкнулась ногами и спланировала к дому дедушки Вильяма. Ей удалось проскочить над крышей и садом, но там чары ослабли. Чармейн едва успела дернуться в сторону, чтобы оказаться над аккуратной булыжной дорожкой, и со стуком села на нее, дрожа с головы до ног. Спаслась, подумала Чармейн. Почему-то у нее не было никаких сомнений, что во владениях дедушки Вильяма ей ничего не грозит. Она это чувствовала. Передохнув немного, Чармейн сказала: — Уф! Ну и денек! А я ведь ничего не прошу, кроме хорошей книжки, и пусть дадут почитать спокойно!.. А все эта тетушка Семпрония — просто зла не хватает! Кусты у нее за спиной зашуршали. Чармейн отпрянула в сторону и едва не завизжала в очередной раз, потому что гортензии раздвинулись и на дорожку выпрыгнул маленький синий человечек. — Ты, что ли, тут заправляешь? — спросил этот синий коротышка резким писклявым голосом. Даже в сумерках человечек был несомненно синим, а не темно-лиловым, и без крыльев. Лицо у него покрывали морщины — следствие склочного характера, — к тому же его почти целиком заслонял мощный нос, но это было именно человеческое лицо, а не голова насекомого. Чармейн перестала бояться. — Вы кто? — спросила она. — Кобольд, естественно, — отвечал человечек. — Верхняя Норландия — страна кобольдов. Я тут садовничаю. — По ночам? — удивилась Чармейн. — Мы, кобольды, днем не ходим, — сказал маленький синий человечек. — Я спрашиваю — ты тут заправляешь? — Ну да, — сказала Чармейн. — Вроде того. — Так я и думал, — удовлетворенно кивнул кобольд. — Видел, как Долговязые утащили колдуна. Ну чего, хочешь, состригу все эти гортензии, а? — Зачем? — снова удивилась Чармейн. — Меня хлебом не корми — дай что-нибудь состричь, — пояснил кобольд. — В садоводстве стрижка — самый смак. Чармейн, которая никогда в жизни не задумывалась над вопросами садоводства, взвесила его слова. — Нет, — сказала она. — Дедушка Вильям не стал бы их разводить, если бы они ему не нравились. Он скоро вернется и, наверное, расстроится, если увидит, что их состригли. Может быть, вы сделаете все, что положено делать каждую ночь, и посмотрите, что он скажет, когда вернется? — Он-то, конечно, скажет «нет», — угрюмо отозвался кобольд. — Вечно он все удовольствие портит, колдун этот. Ну чего, по обычному тарифу или как? — А какой ваш обычный тариф? — спросила Чармейн. — Горшок золота и дюжина свежих яиц, — немедленно ответил кобольд. К счастью, тут из воздуха послышался голос дедушки Вильяма: — Я плачу Ролло пинту молока каждую ночь, душенька, ее доставляют по волшебству. |
