|
С другой стороны, была же ее собственная блузка — грязная, вся в заварке и без двух пуговиц, она валялась на полу у ног Чармейн. — Все равно ее уже не отстираешь, — решила Чармейн. Она взяла мокрый коричневый ком и бросила в очаг. — Огонь, гори, — велела она. В очаге вспыхнуло пламя. Первые две-три минуты огонь полыхал весело-превесело, о таком можно было только мечтать. Чармейн вздохнула от удовольствия. Но только она передвинула стул поближе к теплу, как огонь превратился в клубы шипящего пара. Потом среди клубов пара поднялась и запузырилась пена. Пузыри были большие и маленькие, они переливались всеми цветами радуги и все лезли и лезли из очага в трубу и в кухню. Они толкались в воздухе, оседали на всем подряд, летели Чармейн в лицо и лопались там с нежным чмоканьем — и все прибывали и прибывали. В считанные секунды в кухне забушевала кипящая и бурлящая паровая буря — Чармейн было от чего ахнуть. — Я забыла про мыло! — пыхтя от внезапной банной жары, воскликнула Чармейн. Потеряшка решил, что пузыри ополчились против него лично, и полез прятаться под стул Чармейн, бешено тявкая и рыча, когда пузыри лопались. У них это получалось на удивление громко. — Да тише же! — сказала Чармейн. По лицу у нее струился пот, а волосы, рассыпавшиеся по плечам, промокли от пара. Она отмахнулась от стайки пузырей и добавила: — По-моему, пора раздеваться. Кто-то постучался в заднюю дверь. — А может быть, и не пора, — произнесла Чармейн. Неизвестный гость снова постучал в дверь. Чармейн осталась сидеть на месте, от души надеясь, что это не лаббок. Но когда стук раздался в третий раз, она все-таки поднялась и двинулась сквозь пенные вихри поглядеть, кто это. Наверное, Ролло хочет укрыться от дождя, предположила она. — Кто там? — закричала она через дверь. — Что вам нужно? — Войти в дом! — прокричал в ответ голос снаружи. — Здесь льет как из ведра! Кто бы там ни был, голос звучал молодо, а не грубо, как у Ролло, и не с жужжанием, как у лаббока. К тому же Чармейн слышала шум дождя даже сквозь шипение пара и неумолчное нежное чмоканье лопающихся пузырей. Впрочем, ее могли и обманывать. — Впустите меня! — завопили снаружи. — Чародей меня ждет! — Неправда! — крикнула Чармейн. — Я написал ему письмо! — проорал гость. — Мама договорилась,что я приеду! Вы не имеете права держать меня на крыльце! Засов на двери ходил ходуном. Чармейн успела только ухватиться за него обеими руками, чтобы удержать на месте, — но тут дверь все равно распахнулась, и в дом вошел мокрый юноша. Промок он до нитки. Его волосы, вероятно кудрявые, свисали на круглое детское лицо коричневыми сосульками, и с них капало на пол. Добротная куртка и практичные штаны были черные и блестящие от воды, и большой ранец за плечами тоже. В ботинках хлюпало при каждом шаге. Не успел юноша оказаться внутри, как от него повалил пар. Он стоял и смотрел на набегающие пузыри, на Потеряшку, который все тявкал из-под кресла, на Чармейн, которая вцепилась в свитер и глядела на него сквозь рыжие пряди, на горы грязной посуды, на уставленный чайниками стол. Потом взгляд его переместился на мешки с бельем, и это, похоже, его доконало. |
