– У нас там такие просторы – закачаешься, – говорила Майя. – Город, словно пряничный – дома в садах, леса, заливные луга на Оке…

– Ты плавать умеешь? – спросил Федя.

Майя даже слов лишилась от удивления:

– Да ты что, Федя? Я Оку сколько раз переплывала, за мной, если хочешь, редко кто угонится.

– А вот я не умею плавать, – признался Федя. – Как то так не научился…

– Поедем в Павлов, и я научу тебя, – сказала Майя.

В эти минуты Майе снова вспомнился тот, давний разговор…

Больше они ни о чем не говорили, все было так, как обычно.

Майя стирала на кухне, Федя лег спать. Потом и Майя легла, но никак не могла заснуть; Федя тоже не спал, и оба делали вид, что спят. Майя даже пыталась иногда всхрапывать для пущей достоверности, а Федя лежал тихо, неподвижно.

Ночью в коридоре зазвонил телефон, Федя привычно вскочил, ночью вызывали к телефону только его, из приемного покоя или из отделения.

Он быстро оделся и вышел, тогда Майя перестала притворяться спящей и долго, почти до самого утра все думала о Феде, о себе и о том, кто должен еще родиться и кому с первого же дня, должно быть, придется туго…

Утром она встретилась с Федей на улице, возле дома, когда спешила на дежурство в больницу, Федя же возвращался из больницы свежий, пахнувший снегом. На миг прижался холодной щекой к Майиной щеке, и она с трудом удержалась, чтобы не разреветься в голос.

…За день до Нового года Майя отправилась на метро в Сокольники.

Прошла вдоль заснеженных дорожек, огляделась по сторонам, кругом было тихо, трещали от мороза сосны, время от времени пролетали в вышине птицы.

«Надо же, ни ножа, ни топорика какого нибудь не догадалась захватить с собой», – пожалела Майя.

Решила было зайти к тетке, благо тетка жила неподалеку, в Богородском, и была женщиной хозяйственной, уж у нее то можно было отыскать все что угодно, от ножа секача до навозных вил, но представила себе кислое, брюзгливое теткино лицо, сдвинутые треугольником брови, поджатые губы в оборочку и не захотелось ни идти к ней, ни видеть ее…

Майя ходила по дорожкам просекам, вспоминала. Сперва вспоминала о том, как Федя провожал ее с вечера и привел к себе домой и как ей было ужасно совестно на следующий день встретиться с ним в больнице, и она боялась, что он не поглядит на нее, пройдет мимо, не обернется…

А он сам первый подошел к ней, в раздевалке, спросил:

– Когда?

– Что когда? – переспросила Майя.

– Когда собираешься?

– Куда собираться то?

Он сказал прямо:

– Давай без дураков, переезжай сегодня ко мне. Поняла?

Она ответила:

– Поняла!

И еще вспомнилось Майе уже ставшее далеким воскресное утро, когда они с Федей задумали поехать кататься на речном трамвае по Москве реке.

Было еще очень рано.

– Вставай! – приказал Федя.

– Сейчас, – ответила Майя, не открывая глаз.

Он то входил в комнату, то выходил снова, а она все никак не могла преодолеть себя, до того хотелось спать, как никогда в жизни.

«Хорошо бы сейчас дождь, и никуда не надо ехать, и можно спать целый день», – сквозь сон подумала Майя.

На миг приоткрыла глаза, в окне, на безоблачно синем небе сияло солнце, ликовали проснувшиеся птицы, какой там дождь…

Федя неумолимо произнес:

– Я тебя окачу холодной водой, слышишь?

– Угу, – ответила Майя.

Он включил радио и вдруг замер. И Майя мгновенно проснулась окончательно, вскочила, слушая, не веря ушам…

По прежнему сияло солнце, пели птицы, где то по Москве реке плыл белый речной трамвай, тот самый, на котором они собирались отправиться кататься на весь день…

Майя исходила все аллеи вдоль и поперек, в конце концов ей удалось подобрать в снегу несколько еловых веток.