А он, маленький, угольно черный, неистово лаял, упиваясь своей победой.
Жанна гордилась воинственным нравом Миши, а я говорила:
– Большие собаки обычно благороднее маленьких. Они могли бы раздавить Мишу одним ударом лапы, но никогда не разрешат себе этого…
– Ничего подобного, – возражала Жанна. – Они боятся Мишу по настоящему, он же, знаешь, какой…
Жанна обожала Мишу. Она вообще любила все, что принадлежало ей – свои платья, старые игрушки, которые сохранились с давних пор, книги, свои мечты. Может быть, и меня она любила потому, что я была ее подруга?
Любовь Жанны к Мише, однако, была пассивной. Жанна осыпала его жаркими поцелуями, на которые Миша негодующе огрызался, но гулять с ним приходилось Жанниной маме. И хотя Жаннина мама отродясь не пыталась поцеловать Мишу, он любил ее куда больше, чем Жанну.
Когда Мише исполнилось полтора года, Жанна решила повести его на собачью выставку.
– Миша – красавец, – уверяла она. – Такому красавцу наверняка присудят золотую медаль, вот увидишь!
Прежде всего Мишу следовало подстричь. Нам было известно о том, что для выставки пудели должны быть подстрижены так, как полагается «по моде»: на голове «шапочка», со спины и с живота состригается шерсть, а на лапах остается.
Это было самым большим затруднением – отыскать парикмахера. Мы не знали ни одного такого парикмахера, а те, которые стригли людей, отказывались наотрез. Нам так и говорили:
– Мы должны на людей наводить красоту, а вовсе не на собак…
В конце концов мы с Жанной уговорили одну девицу из соседней парикмахерской, и она согласилась.
– У меня в три часа обеденный перерыв, – сказала девица. – Приводите своего пижона.
Но когда мы привели к ней в парикмахерскую Мишу, он первым делом набросился на нее, едва лишь она попыталась приблизиться к нему с ножницами в руках.
Девица отпрянула назад, уронив ножницы, и, сколько мы ни уговаривали ее, она так и не решилась подойти к Мише снова.
– Нет уж, увольте, – сказала. – Я не привыкла, чтобы клиент кусался…
Мы вернулись все трое домой не солоно хлебавши, и Жанна сказала:
– Вот что, я буду держать его, а ты стриги.
– Я? Да ты что? Он же меня искусает…
– Ничего не искусает, я буду его держать…
– Нет, – сказала я. – Боюсь.
– Я ему дам валерьянку в таблетках, и он успокоится, – заверила меня Жанна. Но я упорно сопротивлялась.
В конце концов она все таки уговорила меня. Я согласилась, чтобы хоть как то отделаться от нее, ведь я знала, если Жанна что то задумала, она не отстанет до тех пор, пока не добьется своего.
Первым делом Жанна взяла открытку, на которой был изображен пудель.
– Ты будешь стричь так, как на картинке, – заявила Жанна. – Поняла?
– Не очень.
– Ничего, справишься. Я же буду здесь, рядом. Смотри на картинку и стриги себе…
Мы дали Мише таблетки валерьянки, целых пять штук, он их проглотил в один миг, но все равно никак не хотел успокоиться.
– Я завяжу ему рот бинтом, – сказала Жанна.
Миша кусался, вырываясь из ее рук, но все таки ей удалось крепко накрепко завязать ему рот.
– Теперь давай, – скомандовала Жанна.
Признаться, мне еще ни разу не приходилось стричь не только пуделя, но и вообще какую бы то ни было собаку.
Однако ничего не поделаешь, я взяла ножницы и начала состригать шерсть, а Жанна, то и дело глядя на картинку, диктовала мне:
– Состриги с глаз, сделай шапочку. Теперь бери правую лапу, состриги шерсть с ноготков, видишь, как на картинке?
Сперва Миша пробовал вырываться, потом неожиданно затих. |