Сперва Миша пробовал вырываться, потом неожиданно затих. Понял, наверное, что вырваться ему от меня не удастся, а может быть, подействовали пять таблеток валерьянки?

Я прилежно трудилась целых четыре часа подряд. Время от времени мы с Жанной отдыхали, потому что обе устали, она держать Мишу, а я работать ножницами. Наконец я сказала:

– По моему, все.

Мы обе посмотрели сперва на открытку, потом на Мишу.

Увы! Миша решительно отличался от щеголеватого пуделя на открытке.

Шапочки на голове так и не получилось. Голова Миши была почти голой. На спине сквозь шерсть сквозила розоватая кожа.

Зато лапы так и остались неподстриженными, и Миша казался удивительно жалким, словно его хорошенько потрепали несколько больших кусачих собак.

Я боязливо взглянула на Жанну.

– Ты знаешь, он стал ужасным…

Жанна, наклонив голову, переводила глаза с картинки на Мишу.

– Ничего, сойдет…

Она сняла бинт, и Миша мгновенно убежал под стол.

– Все равно он у нас самый настоящий красавец, – убежденно сказала Жанна. – Если хочешь, он даже стал еще красивее, вот только если бы еще немного состричь с хвоста, сделать пушистый кончик…

Она взяла ножницы. Миша высунул голову из под стола и угрожающе зарычал.

– Ладно, и так сойдет, – решила Жанна.

В следующее воскресенье мы все вместе – Жанна, я и Миша – отправились на ВДНХ, где должна быть выставка декоративных собак.

Жанне удалось запихнуть Мишу в большую хозяйственную сумку с молнией посередине.

Сперва мы ехали в троллейбусе, потом в метро.

Мишина черная голова с неровными проплешинами виднелась в прорезе молнии. Темные глаза сердито сверкали, и время от времени он испускал пронзительный лай.

Жанна каждый раз пугалась, что нас высадят. Но все обошлось, к счастью, благополучно. Мы вылезли из метро и направились к воротам ВДНХ.

Вместе с нами по улице шли владельцы собак. Собаки заполнили тротуар и даже мостовую, разные, всяких пород – пудели, болонки, доги, боксеры, эрдели, чао чао, пинчеры и терьеры.

Миша бежал рядом с Жанной, мне казалось, что прохожие с усмешкой глядят на его неровно подстриженную шерсть, и я старалась не смотреть на него.

Неподалеку от павильона животноводства мы увидели просторное поле, огороженное цветными флажками.

В середине поля развевался кремового цвета флаг, на котором был изображен пудель с тщательно расчесанной шерстью и длиннющими ушами. Возле флага стояли судьи – три женщины и мужчина, лысый, с подвижным, словно у обезьяны, лицом.

У судей на груди были значки с изображением пуделя.

И они казались чрезвычайно серьезными, как будто бы выполняли какую то очень важную работу.

Кругом толпились хозяева с пуделями. Мне еще никогда не приходилось видеть столько пуделей – черных, коричневых, палевых, белых, серых. Но все таки больше всего было черных, таких, как Миша.

– Вот увидишь, – сказала Жанна, – нас будут снимать в кино. Ведь пудели самые красивые собаки на свете.

– Ну уж, самые, – усомнилась я. – Доги еще красивее, а лучше эрдельтерьеров вообще никого нет!

Жанна пренебрежительно скривила губы:

– Сказала тоже, ни доги, ни эрдели в подметки пуделям не годятся. Красивее пуделей нет ни одной собаки!

– Может быть, еще серые туда сюда, а черных, как Миша – словно собак нерезаных…

– Ну, знаешь… – начала Жанна.

– Ладно, не буду.

– То то же, – сказала Жана. – А Миша все равно получит большую золотую медаль.

Раздался удар гонга: судьи вызывали собак и хозяев построиться на ринге.