И довольно ласково погладила Аута по голове:

– А ты, в общем, симпатяга.

Когда она скрылась из глаз, мама сказала:

– Что за поразительная беспечность! Приезжает на дачу навестить детей и не привозит ничего, кроме газет.

– А «цветной горошек»? – напомнила я.

Мама не обратила внимания на мои слова.

– Дусенька в своем репертуаре. Я думала, она с годами переменится, станет хотя бы более заботливой, куда там!

– Ну что ты, в самом деле? – вступился папа. – Это такой своеобразный характер. Его надо принимать и мириться с ним.

Папа относился к Дусеньке добродушно, во всяком случае, куда мягче, чем она к нему. И снисходительней, чем мама. Мне это по душе, папа, как там ни говори, настоящий мужчина: спокойный и добрый даже к тем, кто недолюбливает его.

На следующий день, в воскресенье, неожиданно приехал сосед по московской квартире, Арнольд Адольфович.

В конце прошлого года тишайший жилец с пятого этажа доктор Златкин обменялся с неким гражданином, который, как позднее оказалось, работал лектором в обществе «Знание».

Я его увидела на второй же день: человек как человек, в меру лысый, умеренно грузный, в очках с толстыми стеклами. И на лице – улыбка, должно быть, постоянная, уж очень она выглядит привычной, открывая ряд металлических зубов.

В общем, что мне до него за дело? Но дело все таки есть. Он – «наш спарщик», у нас с ним спаренный телефон.

Тишайший сосед доктор Златкин разговаривал по телефону от силы час в неделю. Все остальное время забирали мы с мамой, так что, как я понимала, он почти не имел возможности из за нас пробиться к телефону.

Теперь роли переменились. Новый «спарщик» говорил с утра до вечера и, кажется, даже ночью.

Однажды я хотела было позвонить, но не тут то было.

Телефон был заклинен напрочь и, казалось, навсегда.

Я разозлилась и решила подняться к «спарщику» на пятый этаж.

Но мама опередила меня.

– Предоставь лучше мне, а то ты раскаленная, как чугунная сковорода, наговоришь невесть чего со зла…

Она отправилась к «спарщику» и, к моему удивлению, вернулась лишь через полчаса.

Я сказала:

– Может быть, надо было объявить всесоюзный розыск, чтобы отыскать твои следы…

Мама замялась, опустила глаза. Я с удивлением увидела, что щеки у нее прямо на глазах стали заметно розоветь.

– Понимаешь, какое дело, – начала она и снова покраснела.

Одним словом, она произвела на него впечатление. Он клятвенно обещал никогда не занимать телефон больше, чем на пять минут. И еще он сказал, что очень жалеет, что лишен возможности звонить к нам, ведь «спарщики» не могут говорить друг с другом по телефону. Теперь он то и дело заходит в нашу квартиру под различными предлогами: то спросит, работает ли наш телефон, то начинает оправдываться, что говорил больше пяти минут. И при этом все время улыбается, блестя металлическими зубами и стеклами очков.

Я сказала маме:

– Думаешь, ничего не понятно?

– Ты о чем? – спросила мама.

– Наш спарщик имеет на тебя виды, так и знай!

Мама усмехнулась.

– С чего ты взяла?

– С того самого, – отрезала я. – Только помни, если что и случится, то, безусловно, через мой труп…

Я, разумеется, шутила, но в каждой шутке…

Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочерью сравнительно молодой мамы!

И как же долго ждать, пока она в конце концов окончательно постареет!

Уж лучше бы ходила в клуб интересных встреч. Есть сейчас, говорят, такие вот клубы для тех, кому за тридцать. Говорят, туда приходят женщины, навеки потерявшие надежду выйти замуж, а среди мужчин немало женатиков, выдающих себя за свободных холостых молодцов.