Я знала, он не притворяется, он такой, какой есть, и давно уже ему приелась его популярность, надоели поклонники, узнававшие его на улице, подходившие, не стесняясь, за автографом, задававшие самые неожиданные вопросы.

– Вы таким и остались, непобедимым бомбардиром, – упоенно продолжал наш «спарщик». – Самым непобедимым, самым могучим…

Мама отодвинула миску с клубникой и встала.

– А что, если бы нам пообедать? Надеюсь, никто не против?

– Какой разговор, – отозвался Арнольд Адольфович. – Можно помочь вам?

– Нет, – ответила мама. – Не можно. Я люблю все делать сама.

Однако он не унимался:

– Может быть, почистить картошку? Или нужна грубая мужская сила, чтобы принести, скажем, воду из колодца?

Мама улыбнулась.

– Не беспокойтесь, пожалуйста, вот и все, что от вас требуется.

Он мгновенно затих, лишь время от времени бросал восхищенные взгляды на папу. Потом таким же восхищенным взглядом окидывал маму, накрывавшую на стол.

Я принесла из кухни кастрюлю с борщом.

Мама произнесла светским тоном:

– Прошу за стол…

И мы все уселись обедать

3

Ранним утром я вышел в сад. Пели птицы, из за леса катилось большое, но еще неяркое солнце.

Кое где в тени трава поблескивала росой, не успевшей просохнуть, листья березы казались по утреннему особенно свежими, праздничными.

Аут бегал по саду, все кругом казалось веселым, сияюще нарядным, но внезапная острая тоска разом сковала меня. Я понял одно: не хочется уезжать отсюда. До чертиков не хочется.

Однако ничего не поделаешь, придется уехать. Почему? Потому что не хочу мешать Вале. Она должна устроить свою судьбу, и она может ее устроить. Недаром Дусенька приводила ей в пример множество счастливиц, сумевших удачно устроиться в жизни, разумеется, с намеком на меня, дескать, есть мужчины, которым я и в подметки не гожусь, и Валя могла бы точно так же хорошо устроиться, но я мешаю. Да, мешаю…

Тем более что имеется претендент, охотно предлагающий Вале заботу, внимание, любовь и ласку.

Возможно, Дусеньке он еще не знаком? Полагаю, что, познакомившись, она наверняка одобрит его, он вполне в ее вкусе. И вполне подходит, как она выражается, интересной, нестарой женщине, обладающей богатым внутренним миром.

Нога моя почти совсем поправилась. Во всяком случае, я уже бросил костыль и хожу, опираясь на палку. Недалек день, когда брошу палку, она больше мне не понадобится.

Валя окликнула меня с террасы:

– Доброе утро, как ты сегодня?

– Порядок, – ответил я, подойдя к террасе.

Она щурила глаза, улыбаясь. Короткие волосы слегка вьются на висках, щеки румяные со сна, ситцевый халатик перевязан на талии тугим витым поясом. Право же, трудно, должно быть, поверить, что у нее взрослая дочь, почти студентка.

Впрочем, Дусенька так же выглядит много моложе своих лет. Это у них у обеих такое фамильное свойство выглядеть до крайности моложаво.

– Сейчас еду в город, – деловито произнесла Валя. – Будут какие нибудь поручения?

– Никаких, – ответил я. – Я тоже на днях собираюсь в Москву и сам все сделаю, что требуется.

– И не думай, – сказала Валя, даже пальцем мне погрозила. – Тебе еще нельзя утруждать ногу. Помни, что сказал доктор.

Я не успел вспомнить, что сказал доктор, как в дверях кухни показалась Туся.

– Папа, завтрак будет готов через десять минут, самое большое.

Я сказал:

– А я не спешу.

– Тем лучше.

Валя поглядела на свои часы.

– А я выпью молока и, пожалуй, поеду. У меня нынче дел по горло.

Держа поднос в руках, на террасу поднялась Туся.