– Значит, что не позволено Юпитеру… – начал он.

– Вот именно, сэр, вот именно! Наконец‑то вы уловили суть дела! Все, что вас ожидает здесь, незаконно, однако крайне эффективно и очень, очень болезненно!

Португалец, все еще стоявший у двери, оперся о нее спиной; похоже, ноги его не держали. Голос Энрикеса, однако, был спокойным.

– Сегодня меня не кормили… и еще… это промывание желудка…

– Вполне естественно. Никому не надо, чтобы вы заблевали тут весь пол, – Блейд вытянул из огня футовые клещи, уже светившиеся малиновым, и задумчиво уставился на них.

Глаза португальца округлились; он уставился на клещи и пробормотал:

– Могу я заявить протест?

– Можете.

– Тогда – я протестую!

– Сколько вам будет угодно, мой дорогой.

Блейд поднял голову, и с минуту они с Энрикесом пристально глядели друг на друга. Разведчик поигрывал клещами; мафиози, протянув руку за спину, пытался незаметно повернуть дверную ручку. Она не поворачивалась.

– Я протестую, – наконец повторил он.

– Никаких возражений с моей стороны, – ответствовал Блейд. Деревянные накладки на клещах были горячими и жгли ему пальцы; осторожно положив раскаленный инструмент на подставку, он пояснил Энрикесу: – Еще не нагрелся как следует. Все эти штуки должны отливать синим… для скорейшего достижения гармонии и взаимопонимания.

Португалец сделал шаг, другой и вдруг усмехнулся, слегка выпятив нижнюю губу.

– Разве не существует иных путей дня взаимопонимания? – он скосил глаза на камин. – Ваш способ так негигиеничен! А ведь есть главное правило, простое и понятное – проигравший платят.

– Отлично сказано, мистер Энрикес! А как насчет цены?

– Цену называет победитель.

– Не в бровь, а в глаз, – снова одобрил Блейд. – А вы не боитесь, что она окажется чрезмерной?

– Чрезмерной? Почему же? Ко всему нужно относиться проще, мистер Аннейм. Цена – это всего лишь единичка и несколько нулей на листке моей чековой книжки…

– Книжки, говорите… Но ваши счета заморожены прокуратурой.

– Помилуйте, мистер Аннейм… Есть банки, до которых не может дотянуться даже английское правосудие.

– А вы молодец, Энрикес, – невозмутимо похвалил разведчик, – Стреляный воробей! Похоже, вы ко всему подготовились, не так ли?

– Жизнь – борьба, и этот раунд я, увы, проиграл и должен понести наказание, – отозвался португалец. В его голосе даже послышалось раскаяние, которое не слишком музыкальному уху могло бы показаться неподдельным. – Так что там насчет цены, дорогой мистер Аннейм?

– Если вы напишете на своем чеке не цифру, а всего несколько слов, я буду полностью удовлетворен. Где алмазы, Энрикес?

Гость задумчиво почесал за ухом.

– Гармония, о которой вы недавно толковали, мистер Аннейм, зиждется на нескольких несложных правилах. Первое я вам уже изложил. Теперь выслушайте второе: все существующее на белом свете оставляет следы; нет следа – нет и вещи, – кадык на шее португальца слегка дернулся.

– Кажется, вы стали проявлять эмоции, Энрикес, – спокойно отметил Блейд. Он и не спешил, и не горячился, медленно цедя слова, будто холодное пиво в душный июльский день. – Вот вам третье правило: потерявший душевное равновесие всегда неправ. А следы… следы мы обязательно отыщем.

– Весьма сомневаюсь. Готов держать пари!

– Проиграете.