Вот так мы будем с вами разговаривать! И не чикаться!

Но луч фонаря выхватил из темноты ещё одного обладателя клешни, оказавшегося за спиной поверженного собрата. Я и в его голову послал пулю «чекумаши». Башка брызнула в разные стороны кусками мозга и черепа точно разбитая бутылка осколками стекла. Второй гамарджоп ничком рухнул поверх первого.

Однако, рык, доносившийся из темноты позади трупов, вселял в меня уверенность, что оттуда могут появиться новые представители славного племени клешнеруких. Я развернулся и припустил в противоположную сторону, разумно предположив, что не могут гамарджопы находиться везде и сразу.

Пробежал я приличное расстояние. Посвечивал под ноги фонариком, семенил ножками, Ров всё не кончался. Меня даже оторопь взяла — это ж какое надо иметь желание, чтобы в свободное от безделья время заниматься такими ирригационными работами!

Наконец, отбежав на весьма приличное расстояние от того места, где лежали подстреленные мною клешнерукие обезьяны, я остановился и прислушался. Никто за мною вроде бы не гнался, не рычал и не дышал в спину. Аккуратно включив «цурюпу» и задав двигателю небольшую тягу, я оторвался от грунта и двинулся вверх; прикрыв голову руками, я благополучно избежал травмирующих ударов о ветки и вполне благополучно поднялся на ствол дерева, переброшенного через ров. Выше подниматься не следовало, ведь над лесом могли висеть экранопланы преследователей.

Став ногами на ствол дерева, я огляделся по сторонам. И опешил — справа и слева от меня, по обеим сторонам рва высились могучие обезьяны с громадными клешнями. Они тоже опешили, увидав меня. Видимо, не каждый день люди вылетали из этих канав. Секунду или две мы немо таращились друг на друга, затем я прыгнул обратно вниз, в темноту рва, а животные яростно заревели мне в спину.

Я помчался по рву дальше, с душевным трепетом прислушиваясь к тому, как захрустели позади ветки — это гамарджопы попрыгали следом за мной. Тут мне стало ясно, что долго эта беготня продлиться не может: здоровые и злые твари явно бегают быстрее, поскольку даже анатомически они приспособлены к этому лучше — их шаг раза в два, если не больше, длиннее моего. Если я хотел остаться в живых, мне следовало как можно скорее драпать из этого бесконечного рва.

Рискуя разбить голову о наваленные деревья, я включил «цурюпу» и пробкой полетел в зенит. Очень хорошо получилось: череп я не пробил, ключицу — не сломал, даже глаза не выколол. Не прошло и пары секунд, как я выскочил выше кроны лесных деревьев и тут же увидел один из экранопланов: тот висел буквально в трёхстах метрах. Здоровая штуковина, цвета «старого мултана» несла на борту надпись «Santar — son angers» («Сантар — сын гнева»), её вентиляторы на концах коротких крыльев были развёрнуты вертикально, что свидетельствовало о зависании летательного аппарата. Боковая дверь грузового отсека, сдвинутая в сторону, позволила заглянуть во внутренность экраноплана и то, что я там увидел, меня нисколько не вдохновило. Три человека в тяжёлых роботизированных доспехах как раз собирались покинуть борт, но увидев меня, вскинули оружие.

Здорово! Ну, если не здорово, то по крайней мере нескучно.

Тяжёлый стандартный роботизированный доспех «цивилизаторов», известный под оптимистичным названием «Нагасаки-19-45», имеет две пары манипуляторов с узлами подвески стандартного пехотного оружия; ноги-«мотиваторы» можно не считать, поскольку туда ещё никому не приходило в голову подвешивать оружие. Так что умножив скорострельность обычного лейнированного пулемёта на четыре можно без труда сосчитать как много металла такая дура способна выпустить в минуту. Я, например, до сих пор этого не знаю, поскольку до таких больших чисел считать просто-напросто не научился.