В жизни, как известно, всегда есть место подвигу. Умный казак должен видеть такие места и обегать их за версту. Дело тут не в малодушии, это скорее вопрос выживаемости казачества как биологического вида.

«Цурюпа» легко занесла меня в самую гущу низких облаков, в эдакий мрачно-серый влажный кисель. Но преодолев его, я оказался на ломаной лысой хребтине, отделявшей горную страну от океанского побережья. Вид с вершины открылся весьма необычный: за спиной, ниже моих ног, плотным непрозрачным одеялом клубились облака, а впереди лежало свободное пространство. Тянувшиеся вдоль береговой линии горы играли роль своеобразного барьера, задерживавшего низкие, напитанные влагой облака, поэтому неудивительно, что со стороны океана постоянно шёл дождь, в то время как над сушей стояла прекрасная и на удивление ясная погода.

Прямо передо мной лежала живописная заросшая густым лесом долина. Ширина её составляла, должно быть, километра три с половиной или даже четыре. На другом её конце высилась гряда невысоких гор, во всём напоминавшая ту, на которой я стоял. Со своего места я бы непременно увидел летящих при помощи «цурюп» казаков, если бы они сейчас находились здесь. Но долина они явно уже успели преодолеть, поскольку имели фору около десяти минут.

Мне не оставалось ничего другого, как включив заплечный двигатель, лететь дальше. Перескочив в два прыжка долину, я благополучно очутился на следующем гребне. Высота его составляла, думаю, около километра над уровнем океана, а вид вглубь континента, открывшийся мне, без преувеличения можно было назвать впечатляющим.

В отличие от пейзажа Ист-Блот, равнинная часть центрального континента оказалась занята плотным лесным покровом, настоящим тропическим лесом. Километрах в пяти-шести можно было видеть довольно широкую реку, вытекавшую из горной цепи, на которой я сейчас стоял. Ровный гул и плотное облако водной пыли, дававшее прекрасную радугу, указывали на то, что где-то на выходе потока из гор на равнину есть водопад. Правда, с моей позиции его невозможно было видеть.

Троицу, отправившуюся в Чек-Пойнт, я также видеть не мог. Впрочем, имело смысл воспользоваться радиосвязью. Чтобы увеличить зону прямой видимости, я включил «цурюпу» и, подскочив метров на четыреста вверх, обратился к казакам: «Инквизитор, ответь Объедалову! Костяная Голова — ответь!» Для радиосвязи использовался сложный алгоритм шифрования, так что я мог без опаски обращаться к собеседникам. Впрочем, мне никто не ответил.

Я совершил большой прыжок — благо находился на весьма приличной высоте — и опустился на грунт уже на равнине, в самых дебрях леса. Из-за разновысотных деревьев и густого подлеска, опускаться пришлось очень аккуратно. Но я справился успешно. Дожидаясь, пока остынет «фартук» заплечного двигателя, насторожённо прислушивался, не захрустит ли где ветка под ногой крадущегося гамарджопы. Ведь именно здесь, если верить Серёже Лазо, эти твари и должны обитать.

Но нигде ничего так и не захрустело. Подождав полминуты, я вполне благополучно включил «цурюпу» и, совершив новый длинный прыжок, думаю, более, чем в километр, снова опустился гуще буйно росшего леса.

Природа тут, конечно, оказалась прекрасна. Другой эпитет и подобрать трудно. Диковинные растения с громадными цветами, крапчатыми листьями, замысловато закрученными стволами поражали воображение. Удивительные, ни с чем не сравнимые ароматы кружили голову точно крепкий алкоголь. Отдельные деревья-великаны вырастали до пятидесяти метров, хотя основная масса растений была всё же куда скромнее в размерах, высотою примерно раза в два поменьше. Всё-таки на Даннеморе сила тяжести заметно превосходила земную, а это не могло не повлиять на высотность лесов. Тем не менее, опускаясь в недра этой чащи, я точно попадал в дендрарий; хорошо поработали ботаники «цивилиазторов» — этого нельзя было не признать!

Во время очередного прыжка, я опять включил радиостанцию, но едва только стал говорить, как плотная помеха забила частоту.