— Кто такие? — спросила Арни Тенебра.

— Четыре человека. Один из них Старик–Лесовик, который саркастический, остальные вроде нормальные. Никаких знаков отличия, но на них форма КВА.

— Любопытно. Гастино никогда не принимал чью‑либо сторону. Должно быть, это он провел их через защитную зону. Мне было бы интересно взглянуть на них.

Она смотрела, как они приближаются — партизаны и пленники. Бойцы связали их, завязали глаза и пристегнули к поводкам. Трое спотыкались и сбивались с шага на неровной земле; четвертый шагал уверенно и прямо, возглавлял, а не вел, как будто и не нуждаясь в зрении. Это, без сомнения, Гастино. Хотя Арни Тенебра встречалась с ним до этого только дважды, его имя превратилось в легенду среди ветеранов Хрисской кампании — как в рядах Армии Родной Земли, так и среди парламентариев.

Какой партизан мог бы из него получиться! Он был частью леса, по–животному чуткой. Она смотрела на своих бойцов, неуклюжих мальчишек в хамелеоновой форме и с тяжелыми разгрузками, с лицами, покрытыми татуировками или раскрашенными под тигров, демонов и насекомых; пятнистые, полосатые, узорчатые морды. Глупые дети играют в глупые детские игры. Беглецы, шпана, парии, отбросы, сорванцы, шизики, гомосексуалисты и визионеры. Актеры в театре войны. Дайте мне тысячу таких, как Гастино, и я разотру Квинсану в тонкую пыль.

Лица двух пленных казались знакомыми. Она пытался припомнить, кого они ей напоминают, пока младший лейтенант Эстрамадура освобождал их от рюкзаков, одежды и остатков достоинства, чтобы запереть в бамбуковом загоне. Доклад Эстрамадуры звучал смехотворно. Неужели мальчики не имеют ни глаз, ни ушей? Суть его рассказа сводилась к следующему: «явились, как с неба свалились». Человек без ушей и глаз недолго протянет в лесной войне. Она обыскала одежду пленных. Белая роба Гастино не содержала никаких подсказок, остальные носили форму Компании, хотя и довольно качественную. В карманах ничего не было, за исключением бумажных салфеток, пыли и маленького шарика серебряной фольги.

Прежде чем перейти к рюкзакам, она бросила младшему лейтенанту Эстрамадуре:

— Их имена?

— А. Забыл спросить.

— Так иди и спроси.

С красным от унижения лицом под сине–желтыми тигриными полосами он направился вниз с холма, к загонам.

Долго он не протянет. Совсем никакого соображения.

Он вернулся через минуту.

— Мадам, их зовут…

— Манделла. — Она указала на переплетенную в кожу книгу, лежащую перед ней на земле. — Младший сын Лимаала Манделлы.

— Раэл–младший, мадам.

— Так.

— Остальные двое…

— Галлацелли. Севриано и Батисто. Вот почему их лица были мне знакомы. Когда я их видела последний раз, им было два года.

— Мадам.

— Я хочу с ними поговорить. Приведи их сюда. И верни им одежду. Голые мужчины — жалкое зрелище.

Когда младший лейтенант Эстрамадура ушел, Арни Тенебра пробежалась пальцами по нежному пушку на голове — короткие, навязчивые, маниакальные движения. Манделла. Галлацелли. Квинсана. Алимантандо, спрятавшийся под обложкой. Было ли в том, что ей никак, никак, никак не может скрыться от них, божественное провидение? Не плыло ли все население Дороги Отчаяния по миру, как эдакое хищное облако, ища схватить ее и вернуть в состояние позора и скуки? Какое преступление она совершила, что прошлое завещало приведение приговора в исполнение все новым и новым поколениям; разве желать увидеть свое имя написанным на небесах — настолько гнусно? Она поиграла с мыслью о быстром, тихом, анонимном расстреле. Она отмела ее. Невозможно. Эта встреча была Космической Предопределенностью.