Или, по крайней мере, пытаюсь.
Сен-Жермен промолчал. Потом безразлично спросил:
— И… много у вас союзников? Ну, не союзников, так людей, разделяющих ваши взгляды? — Он не сомневался, что таковых практически нет.
Джаминуйя заколебался. Цветы, выскользнув из его руки, упали в траву, но он не обратил на это внимания.
— Пожалуй, только Падмири. Она всегда привечала меня и… и тех, кто был со мной рядом. Не многие решились бы на такое, но Падмири не волновало мнение света. Она позволяла мне воспарять к вершинам блаженства и утешала в минуты утрат.
Сен-Жермен вновь промолчал. Ничего для него опасного за этими намеками не стояло. Кто-кто, но этот трогательный в своей праведной взвинченности стихотворец делить с Падмири ложе не мог и, значит, соперником ему не являлся. Он вслушивался в голоса парковых птиц и ждал, когда Джаминуйя продолжит рассказ.
— Я ведь из тех, что тяготеют не к женщинам, а к мужчинам, — счел нужным пояснить после паузы тот. — Раджа однажды вздумал меня оженить, но я не повиновался приказу. Падмири пошла просить за меня и вытребовала — а может быть, выторговала — мне жизнь и свободу. Так что счастьем беседовать сейчас с вами я обязан лишь ей.
Они подошли к развилке, и Джаминуйя кивком указал, куда надо свернуть. Тропинка пошла вдоль ручья, причудливо изгибаясь и прижимаясь к кустам. Звон комаров сделался нестерпимым, их хищная стайка кружила над ними, все укрупняясь, пока не достигла размеров маленького смерча. Джаминуйя усердно обмахивался чем-то похожим на веер, Сен-Жермен шел спокойно: алчные насекомые облетали его. Через какое-то время они выбрались на небольшую поляну.
— Если бы мне случилось влюбиться в женщину, это была бы Падмири, — заявил Джаминуйя.
Невдалеке что-то хрустнуло, и Сен-Жермен настороженно обернулся.
— В парке живет стадо оленей. Они иногда забредают сюда.
— Вы уверены, что это олень? — спросил Сен-Жермен, смущенный характером звука.
— Разумеется. — Джаминуйя насмешливо хохотнул, но почему-то ускорил шаг. — Какие вы все-таки, чужеземцы! Чуть припугни вас, и вы начинаете вздрагивать от безобидного треска сучка!
— Да уж, — пробормотал Сен-Жермен. — Этого у нас не отнимешь.
— Вы, чего доброго, вообразите, что на нас охотятся загги, — вновь рассмеялся поэт, но в его смехе слышались тревожные нотки. — Уже темнеет, — поразился он вдруг. — Давайте-ка поспешим.
— Давайте, — кивнул Сен-Жермен, хотя они и так уже не шли, а бежали. — Благодарю за предостережение, — сказал он через какое-то время. — Я ваш должник.
— Дело не в вас, а в Падмири, — отозвался, отдуваясь, поэт. — Я уже говорил вам об этом.
Он снова умолк и не проронил больше ни слова до тех пор, пока они через знакомую дверцу не вступили в зал для торжеств. Там Джаминуйя притиснул Сен-Жермена к стене.
— Будьте же осторожны, — зашептал он свирепо. — Сыщутся умники, что попытаются причинить ей зло через вас. Если такое случится, вы будете иметь дело со мной.
— Я это понял, — сказал Сен-Жермен самым серьезным тоном. — Еще раз благодарю вас за все. |