Из приятного забытья его вывело чье-то унылое бормотание.

     — Повелитель, — униженно кланяясь, бубнил осунувшийся от страха поэт. — Пошли меня вместе с гонцом к твоей старшей сестре. Ты ведь знаешь, что я могу ее успокоить. Новости неприятные, она будет переживать, а я постараюсь представить ей все в наиболее выгодном свете. Можешь не сомневаться, из твоей воли я не уйду. В дороге за мной будет приглядывать твой посыльный. А в доме Падмири я сам скажу, чтобы меня заточили в узилище для рабов, и обещаю вести себя смирно…

     — Ну хорошо, — досадливо поморщился Датинуш. — Отправляйся к Падмири. Расскажи ей все, что тут видел, и не смей покидать ее дом. Я решу, как с тобой поступить, когда на то будет время. — Он сдвинул брови. — Поезжай, Джаминуйя, однако учти: больше тебя никогда здесь не примут. По дороге можешь забрать из дворца все свое имущество, ибо другого случая тебе не представится.

     — Великий… — всхлипнул ошеломленный поэт и, опустив глаза, торопливо добавил: — Я в полном отчаянии, но для меня твоя воля священна.

     — Приятно слышать, — съязвил раджа и отвернулся к окну, чтобы не видеть, как, пятясь и кланяясь, маленький стихотворец выходит из зала.

     — Благоразумное распоряжение, — ровным тоном отметил брамин. — Люди искусства в тревожные времена бесполезны. Он только путался бы у нас под ногами.

     — Я знаю, — устало кивнул Датинуш. — Я и сам бы его отослал, если бы он не поторопился. Что от него требовалось — это смиренно склониться перед судьбой, а он повел себя недостойно. Боги к таким равнодушны.

     — Возможно, боги вверили его участь тебе, — предположил брамин. — Возможно, в его лице они посылают твоей близкой родственнице поддержку. Как бы там ни было, он уехал. Тут не из чего раздражаться.

     Датинуш капризно оттопырил губу.

     — И все же мне неприятно, что он не остался. Мне хочется, чтобы все вели себя как ни в чем не бывало. Я, кажется, становлюсь поклонником Майи. Воистину счастлив тот, кто смотрит на мир сквозь колдовской туман. — Собственная шутка не добавила ему бодрости, и он опять помрачнел. — Нет ничего отвратительней ожидания. Скорей бы все кончилось. Я, кажется, даже обрадуюсь, завидев бунтовщиков.

     — Что будет, то будет, — спокойно сказал Рахур. — Не стоит так мучиться. Лучше с покорностью и смирением принести жертвы богам.

     Возможно, предложение брамина и заслуживало внимания, но тут в зал маршевым шагом вошел молодой помощник начальника стражи.

     — Великий властитель, мне оказана честь охранять двери тронного зала. Мои подчиненные выстроены цепочкой вдоль всего коридора, так что мимо нас не проскочит и мышь. — Он был строен, юн и явно гордился возложенным на него поручением.

     — Превосходно, — буркнул раджа и добавил с едва уловимой долей иронии в голосе: — Не сомневаюсь, что, заметив что-нибудь подозрительное, вы тут же дадите мне знать.

     — Безусловно, великий властитель. Цепочка тянется до ворот. Наш командир Судра Гюристар заранее все продумал. — Молодой офицер поклонился, вытащил из-за пояса ятаган и, направив его лезвие в сторону коридора, замер как памятник самому себе.

     Датинуш не знал, плакать ему или смеяться.