|
Пограничная стычка с горсточкой мусульман и та легкость, с какой Гюристар сразил их предводителя, лишь укрепили его уверенность в собственной несокрушимости, и потому бравый вояка искренне изумлялся тому, что происходило сейчас. Он любил фехтовать, но его ятаган сделался вдруг странно неповоротливым, кисть, сжимающая эфес, не гнулась, не слушалась, в ней ощущалась свинцовая тяжесть. Бой шел неправильно, его следовало прекратить, чтобы установить дыхание, размять руки и выпить чего-нибудь освежающего, однако ловкий, увертливый, неутомимо наседающий на него инородец не хотел это понимать. Мысли Судры путались, ему страстно хотелось бросить оружие и удалиться в свои покои, но те были далеко. Он хорошо сознавал это, как, впрочем, и то, что клинок врага, порхающий в опасной близости от него, может в любое мгновение с ним покончить. Растерявшийся, мокрый от пота усач пятился, изрыгая угрозы, пока что-то твердое не ударило его по лицу. Гюристар, глухо охнув, шлепнулся на пол. Добрая дюжина крупных осколков вонзилась в его ягодицы, но он этого не заметил. Он озирался по сторонам, пытаясь сообразить, куда улетел ятаган.
Вывел его из ступора чей-то спокойный голос: — Ответь, зачем вы подстерегали меня? Инородец, склонившийся над Судрой, был столь же свеж, как и в начале сватки. — И не подумаю! — выкрикнул Гюристар. Разве такому человеку, как он, гордому, мужественному и облеченному властью, подобает отвечать на расспросы какого-то колдуна? — Придется ответить, — вежливо возразили ему. Кончик катаны уперся в горло Судры. — Порождение Шивы! — Усач попробовал отодвинуться, но сзади была стена. — Где мой слуга? — Инородец проигнорировал оскорбление. Колодцы бездонных глаз его были темны. — Где-то. — Гюристар хотел было рассмеяться, но передумал. — Пропал. Он так и не понял, как близко к нему подлетела в этот момент черная птица смерти. — Ладно, — кивнул после паузы Сен-Жермен. — Теперь скажи: что с Падмири? В глазах усача что-то мелькнуло. — Она… тоже пропала. — Ладно. Зачем мы вам нужны? — Порождение Шивы! — Гюристар хватил кулаком по полу, усеянному битым стеклом, и зашипел, как рассерженный кот. — Можешь повторять это сколько угодно, и все-таки отвечай. — Катана угрожающе покачнулась. — Где мой слуга? — Я ничего не скажу. — Твердость давалась начальнику стражи с трудом. Голос его предательски дрогнул. — Где Падмири? — Пусть хворый буйвол проникнет в твой зад! — Голос допрашиваемого окреп. Раз инородец не убивает его, значит, что-то мешает ему это сделать. — Скажи еще, — с ледяной усмешкой посоветовал Сен-Жермен, — что моя мать ложилась под нищих и упивалась семенем прокаженных верблюдов. Все это одни лишь слова. Гюристар задохнулся от злости. — Ты ничего от меня не узнаешь, мерзкий растлитель свиней! — Где мой слуга? — Тон Сен-Жермена оставался бесстрастным. — Что с Падмири? Куда она подевалась? — Бхатин сказал, что ты высосал всю ее кровь. |
