Я только хмыкнул, глядя как он уходит. Думать над потерянным методом было лень, сможет разобраться, ну, значит, так тому и быть, не сможет – значит еще не время.

Дверь снова отворилась и на этот раз вошел без представления тот, кого я ждал уже с самого утра с таким нетерпением. Лерхе протянул мне увесистый пакет с докладом, я же, кинув его на стол, не сводил с него взгляда.

– Ну что ты молчишь? Что с ней? – я не выдержал и даже повысил голос.

– Ничего страшного нет, государь, – Лерхе улыбнулся. – Государыне нехорошо, потому что, судя по всем признакам, она ожидает рождения двойни.

– Что? – я уставился на него, с размаху сев в кресло. Ни фига себе заявления. Ладно, главное, что и с детьми и с Филиппой все хорошо. Ну а что будет дальше, покажет время.

Глава 18

Кузин дотронулся до рассеченной брови и поморщился. Кровь еле удалось остановить, но, как медикус объяснил, раны в этих местах всегда очень кровавые. Уже второй раз он не смог собраться и ввязался в драку с Волконским, но, когда Митька только смотрел на него, у него в глазах темнело. Этот гад ползучий едва Андрея Ивановича на тот свет не отправил с приятелями своими, а теперь еще и к его дочери клинья подбивать пытается. И он, Митька Кузин, ничего не может сделать, чтобы защитить дорогих ему людей, потому что князь Волконский выше его во всем: по происхождению, по обеспеченности, и внешне Мишка Волконский красавцем считается, у него же, Митьки Кузина, нет ничего, почитай сирота, когда тятя помер, без роду и племени, бывший холоп государев, которому повезло однажды в одной карете в качестве слуги с государем прокатиться, и тот его по какой-то причине заметил. И Митька уже и не рад был, что во время службы государю научился многому и, что самое главное, у него появилась гордость. Свое дворянство он честным трудом заслужил и гордился этим. И вот сейчас, когда появился в его жизни Волконский, он, понимая, что болтается на волоске, все равно ничего с собой поделать не мог. Эта самая проклятая гордость не позволяла просто мимо пройти, когда этот гад о Екатерине разные гадости говорить начинал.

Скрипнула дверь, ведущая в каземат, что находился здесь же в Лефортовом дворце. Не такие уже они с Волконским преступники, чтобы на них тратиться, отвозя в настоящие казематы, что в подвалах Тайной канцелярии расположены. Здесь же были места для нашкодивших дворян: было чисто, в камерах стояли настоящие кровати, стояли столы и стулья, и ведро с нечистотами ежедневно менялось. Холодновато только, но на кровати лежало одеяло, и можно было в него кутаться, чтобы согреться. Охраны постоянно здесь не было, только гвардейцы Михайлова заходили, еду принести, ведро поменять, вывести куда-нибудь, когда необходимость возникнет. Один раз Андрей Иванович приходил. Ругался дюже, называл мальчишкой несмышленышем, а потом объявил, что должны они с Волконским конский навоз с парковых дорожек вычищать, да щебенку просеивать, чтобы дорожки прямо на загляденье стали. Митька тогда только плечами пожал, признавая приговор справедливым, ну а Волконский почти неделю крепился, зубами только скрежетал, а сегодня вон поди, не сдержался, принялся с самого начала работы выводить Митьку из себя. Почти к обеду он достиг своей цели и надо было такому случиться, когда государь Петр Алексеевич к окну подошел. Видимо судьба решила навечно отвернуться от Митьки Кузина, решив, что слишком уж много ему отвалить успела.

Легкие шаги по коридору не были похожи на тяжелую поступь гвардейцев, и Митьке стало любопытно, кто же это мог быть. Встав с кровати, на которой он полулежал, свесив ноги на пол, чтобы не разуваться, потому что Волконского увели довольно давно, и скоро должны были прийти за ним, он подошел к решетке своей камеры, и увидел, что с той стороны к нему решительно подходит невысокая женская фигурка, одетая в это новое модное платье, которое даже очертания ног могло обрисовывать, и от одного вида женщин в котором у мужчин… хм… душа воспаряла, настолько они считались чуть ли не неприличными.