«Золотая жила»

Человек, оказавшийся внутри американского консульства в Гонконге, мог бы подумать, что он по‑прежнему находится в лондонском Флигеле, так они были похожи. Одинаковыми были и неизменные деревянные панели, оклеенные пленкой под палисандр, и вкрадчивая любезность служащих, и кресла, будто похищенные из аэропорта, и портрет президента, призванный вселять в присутствующих бодрость духа; в эти дни на портрете красовался Форд. Добро пожаловать в «дом с привидениями» Говарда Джонсона, подумал Гиллем. Отдел, в котором они работали, назывался «изолятором» и имел отдельный вход с улицы, охраняемый двумя морскими пехотинцами. Пропуска их были выписаны на вымышленные имена – Гиллем по документам прозывался Гордоном; за все время пребывания там они не перемолвились словом ни с кем, кроме друг друга, если не считать разговоров по телефону. «Мы не только формально отсутствуем здесь, господа, – гордо заявил им на инструктаже Мартелло, – мы еще и невидимы». В таких условиях они будут работать и дальше, сказал он. Генеральный консул США мог бы поклясться на Библии, что их здесь нет, а персонал не имел к делу никакого отношения, говорил Мартелло. Полная и всеобщая слепота. После этого он передал бразды правления Джорджу: «Джордж, с начала и до конца этот спектакль – твой».

В пяти минутах ходьбы вниз по склону располагался отель «Хилтон», где Мартелло забронировал для них номера. А в пяти минутах ходьбы вверх, хотя пройти их было нелегко, находился многоэтажный дом, в котором жила Лиззи Уэрдингтон.

Они сидели в «изоляторе» уже пять дней. Снаружи стоял вечер, но они этого не замечали, потому что в рабочей комнате не было окон. Вместо них на стенах висели многочисленные карты, сухопутные и морские, и стояла пара телефонов, возле которых дежурили «молчуны» из команды Мартелло – Мэрфи и его друг. Мартелло и Смайли сидели за собственными большими столами. Гиллем, Мэрфи и его парень обитали за одним столом с телефонами, а Фон, словно утомленный кинокритик перед началом закрытого просмотра, с мрачным видом ютился на пустом ряду сцепленных кресел из кинотеатра, ковырял в зубах и изредка зевал, но ни за что не хотел уходить, как ему не раз советовал Гиллем. С Кро поговорили заранее и велели ему держаться подальше от всех этих дел, поглубже залечь на дно. После смерти Фроста Смайли боялся за него и хотел бы поскорее вывезти отсюда, но старик не желал уезжать.

Для «молчунов» наконец пробил звездный час, Мартелло назвал это событие окончательным подробным инструктажем". «Но если только это устраивает вас, Джордж». Бледный Мэрфи в белой рубашке и синих брюках стоял на невысокой кафедре возле настенной карты и пространно говорил, время от времени заглядывая в исписанные страницы. Остальные, в том числе Смайли и Мартелло, сидели у его ног и молча слушали. С тем же успехом Мэрфи мог бы описывать им устройство пылесоса; на взгляд Гиллема, даже в этом случае его монолог не был бы столь усыпляющим. На карте изображалось, в основном, море, лишь сверху и слева кудрявились, словно бахрома, очертания побережья Южного Китая. Позади Гонконга из‑под планки, крепившей карту на стене, брызгами выглядывали предместья Кантона, а прямо на юг от Гонконга, в самой середине карты, зеленым контуром была очерчена область, поделенная на четыре сектора с пометками А, В, С и D. Там, благоговейно пояснил Мэрфи, располагались зоны рыболовства, а крестик в центре, сэр, является центральной точкой. Мэрфи обращался только к Мартелло, и плевать ему было, что с начала и до конца этот спектакль должен был стать бенефисом Джорджа.