– Я всегда был благодарен этой службе за то, что она дала мне возможность платить по счетам, – говорил Смайли. – Уверен, это чувствует каждый. Я думаю, нам не нужно стыдиться того, что за это мы всю жизнь кладем на алтарь. Наверно, я кажусь тебе старомодным?

– Ты говоришь, что нужно делать, я выполняю приказ, – ответил Джерри. – Ты говоришь, куда бить, я наношу удар.

Время еще оставалось. Он это знал. Поездом доехать до Бангкока, сесть там в самолет и отправиться домой – и в худшем случае его ждет разнос за то, что несколько дней он болтался неизвестно где. Д о м о й, сказал он себе. Легко сказать. А куда? Домой в Таскану, в дом на холме, который без Сиротки наполнился тоскливой пустотой? Домой к старушке Пат, извиняться за разбитую чашку? Домой к старому доброму Стаббси, занять ответственнейшую должность литсотрудника, обязанного отвергать поступающие рукописи? Или домой в Цирк: «Мы полагаем, лучше всего вам будет в банковском отделе». Или даже – гениальная мысль – домой в Саррат, учить молодежь, завоевывать умы и сердца новобранцев, а самому совершать полные опасностей поездки на работу из маленького домика в Уотфорде.

На третье или четвертое утро он проснулся очень рано. Заря над рекой только занималась, небо стало сначала красным, потом оранжевым, а под конец буроватым. В грязи, позвякивая колокольчиками, плескалось семейство буйволов. Посреди реки три сампана собирались тащить длинную, хитроумной формы, донную сеть. Джерри услышал свист, сеть взметнулась вверх и, зашелестев, как град, упала в воду. По реке пошла рябь.

«И все‑таки я здесь не потому, что у меня нет будущего», – сказал он себе, – а потому, что у меня нет настоящего. Дом – это место, куда человек идет после того, как сбежит изо всех домов, – подумал он, – значит, я должен идти к Лиззи. Вопрос спорный. Отложим на потом. А сейчас пора завтракать".

Сидя на тиковом балконе и уплетая яичницу с рисом, Джерри вспоминал, как Джордж впервые сообщил ему новость о Хейдоне. Стоял дождливый день, они сидели в баре «Эль Вино» на Флит‑стрит. Джерри никогда не умел ненавидеть кого‑нибудь слишком долго, и после того, как прошло первое потрясение, сказать было больше нечего. «Что ж, нет смысла ударяться в запой и рыдать на плече, правда, дружище? Нельзя же оставлять корабль на съедение крысам. Солдат должен оставаться в строю, тут ничего не попишешь». Смайли согласился. Да, ничего не попишешь, солдат должен оставаться в строю и благодарить судьбу за то, что она дала возможность платить по счетам. Джерри находил даже странное утешение в том, что Билл был одним из их команды. Он никогда всерьез не сомневался, что его страна находится в состоянии необратимого упадка, как и в том, что во всех неприятностях виноват его собственный класс.

«Мы с о т в о р и л и Билла, – утверждал Уэстерби, – так что будет справедливо, если мы и примем на себя главный удар его предательства. То есть заплатим по счетам. Расплатимся». Именно об этом и говорил старина Джордж.

Он опять бродил у реки, дышал теплым воздухом свободы и заставлял камушки прыгать по воде.

Лиззи, думал он. Лиззи Уэрдингтон, норовистая лошадка из пригорода. Лучшая ученица и боксерская груша Рикардо. Старшая сестра, источник жизненных сил и недосягаемая любовница Чарли Маршалла. Птичка в клетке Дрейка Ко. Для меня – партнерша за ужином на целых четыре часа.

А для Сэма Коллинза – еще раз спрашиваю, кем она была для него? Для мистера Меллона, «скользкого британского торговца», как его называл Чарли, восемнадцать месяцев назад она была курьером по доставке героина в Гонконг.