– Ничего не изменилось, – подтверждал второй.

– Ничего не изменилось, – повторял первый в радиотелефон и слышал в ответ голос Мэрфи, удостоверявший, что сообщение получено.

– Может быть, это просто восковые фигуры? – сказал первый, все так же глядя в объектив. – Пожалуй, стоит дать им пинка и послушать, завопят ли они.

– Да, пожалуй, стоит, – согласился второй.

За всю свою профессиональную карьеру, решили оба, им не приходилось следить за столь неподвижными объектами. Ко стоял спиной к ним на прежнем месте, возле увитой розами беседки, и смотрел на море. Его крошка‑жена, одетая, как всегда, в черное, сидела поодаль в белом садовом кресле и, казалось, не сводила глаз с мужа Признаки жизни подавал только Тиу. Он тоже сидел рядом с Ко, но по другую сторону, и жевал что‑то похожее на пончик.

Грузовик выехал на шоссе и загромыхал в сторону Стэнли, в целях маскировки делая вид, что проводит инспекцию всего района.

Влюбленный в Лиз

Ее квартира была просторной, но обставлена как‑то сумбурно; нечто среднее между залом ожидания аэропорта, кабинетом администратора и будуаром проститутки. Наклонный потолок делал гостиную похожей на неф оседающей церкви. Уровень пола от комнаты к комнате беспрестанно менялся. На ковре, толстом, как густая трава, на месте их следов оставались блестящие отпечатки. Из огромных окон открывался бескрайний, но довольно тоскливый вид. Девушка закрыла жалюзи и задернула занавески, и показалось, что оба внезапно очутились в загородном домике без сада. Служанка сидела у себя, в комнате за кухней; когда она появилась, Лиззи отослала ее обратно. Та удалилась, хмурясь и шипя. Вот погоди, все расскажу хозяину, говорил ее вид.

Джерри закрыл входную дверь на цепочку и повел спутницу, подталкивая перед собой, из комнаты в комнату; она шла впереди и чуть слева, открывала ему двери и даже шкафы. Спальня представляла собой идеальные декорации для телепостановки о роковой женщине: там стояла круглая кровать, накрытая пледом, за испанской ширмой скрывалась круглая ванна. Он перерыл тумбочку у изголовья кровати в поисках карманного пистолета, так как знал, что, хотя Гонконг не изобилует огнестрельным оружием, те, кто когда‑то жил в Индокитае, обычно держат пистолет или револьвер. Гардеробная выглядела так, словно она по телефону заказала все содержимое скандинавской сувенирной лавочки в «Сентрал». Столовая была отделана дымчатым стеклом, хромированным железом и кожей; родовые портреты предков в стиле Гейнсборо уныло взирали со стен на пустые стулья Мумии, не способные даже сварить яйцо, подумал Джерри. В кабинет Ко вела лестница, застеленная шкурой черного тигра; Джерри остановился, огляделся и невольно пришел в восторг: в убранстве этой комнаты во всей полноте проявился характер человека, который по духу был в чем‑то сродни старому Самбо. Огромный письменный стол с утолщенными округлыми ножками на колесиках, письменный прибор, достойный президента. Чернильницы, зачехленный нож для бумаг, ножницы, неразрезанные справочники по юриспруденции, те самые, которые изучал с ним старый Самбо: руководство Саймонса по налогообложению, справочник Чарльзвуда по законам, регулирующим деятельность компаний. На стене – рекомендательные письма в рамках. Извлечение из жалованной грамоты на орден Британской империи, начинающееся словами: «Елизавета Вторая, милостью Божьей…» Сам орден, обрамленный в атлас, как оружие погибшего рыцаря. Групповой снимок китайских старцев на ступенях храма. Скаковые лошади – обладатели призов. Лиззи смеется. Слегка обалдевшая Лиззи в купальнике. Лиззи в Париже.

Джерри осторожно выдвинул ящики стола и нашел почтовую бумагу с выпуклыми штампами дюжины разных компаний. В шкафах стояли пустые папки, электрическая пишущая машинка «Ай‑Би‑Эм», адресная книга, в которую не было записано ни одного адреса.