— Ага! Становится прохладно, правда? — соврал он.

Когда они вышли из калитки, на поверхности воды сверкала яркая луна, и у Карен зашевелились сомнения, уж не обидела ли она этого весёлого, живого паренька, но тут её глаза остановились на каком-то предмете, лежащем прямо перед ними поперёк бетонного водосброса.

— А-а-а-а-а!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава двадцатая

Как парашют в небосводе,

Трепещет медуза луны

В синей поверхности волн.

Телефон зазвонил совершенно не вовремя, именно тогда, когда, вслушиваясь в медленные звуки дворжаковского «Американского квартета», Морс мучительно колебался, не зная, не стоит ли поставить эту восхитительную вещь восьмой в своих записях вместо «In Paradisum» из «Реквиема» Форе. Телефон звонил уже второй раз за этот вечер. Несколько раньше Льюис усталым голосом сообщил Морсу, что мистер Эдди Стрэттон сразу же после обеда куда-то уехал — с железнодорожного вокзала — и до сих пор не вернулся в «Рэндольф». Естественно, такое долгое отсутствие беспокоило сержанта, особенно если учесть… хм… некоторые обстоятельства, да, и ещё в Кидлингтон несколько минут назад звонил разнервничавшийся Ашенден и спрашивал, не знает ли об этом чего-нибудь полиция. Поэтому Льюис подумал, что, наверное, стоит доложить перед уходом домой… Тот, первый звонок Морс выслушал, если можно так выразиться, вполуха, но второй звонок пробудил у него несомненный интерес.

Когда на место происшествия приехал Морс, там уже находились Льюис с Максом, и медэксперт (совсем не к месту одетый в смокинг) тут же ввёл главного инспектора в курс дела, причём весьма возбуждённо и цветисто:

— Мертвец лежал там, Морс. — Он махнул рукой в сторону залитой лунным светом водной поверхности у водосброса. — «Что-то беловатое, длинное, непонятное», как выразилась юная леди. Неплохо сказано, а? Кто-то сплавил его сюда по воде, подталкивая лодочным шестом, и, когда я приехал, его тело, его нагое, похожее на губку мокрое тело, было прибито течением к самому берегу — вот здесь, — как раз перед кабинками для раздевания, лицом вниз, на голове ни следа крови, всё смыто водой, кровищи же, я думаю, Морс, было много, а волосы колыхались, вверх-вниз, вверх-вниз…

— Ты что, Макс, выучил всё это наизусть и репетировал?

— Я пил, мой мальчик, пил… волосы колыхались, изгибаясь вверх-вниз, словно выбившаяся из сил медуза.

— Очень красиво!

— Я это вычитал, про волосы, не помню где. Жалко не воспользоваться, правда?

— Ты хочешь сказать, что он давно не стригся?

— У тебя совсем не поэтическая душа.

— Ну а сегодня какой ещё был приём?

— В управлении здравоохранения Оксфордшира. Приглашён не как-нибудь, а в качестве почётного лектора!

Макс оттянул свой галстук-бабочку указательным пальцем правой руки, отпустил её, она щёлкнула резинкой, и потом тем же пальцем показал на фигуру человека, покрытую пластиковой простынёй и лежащую на мокрой траве у самого края плёса.

— Кто это? — негромко спросил Морс.

— А я-то думал, ты мне скажешь. Ведь ты детектив, Морс. Догадайся!

— Семидесятилетний калифорниец, у которого вчера умерла жена, согласно мнению самых компетентных медицинских экспертов, в результате самых естественных осложнений со здоровьем.

— А он отчего умер?

— Он? Покончил с собой, утопился, часа три или четыре назад, когда начало смеркаться. А когда труп несло течением, голова ударилась о торчащую ветку дерева. Хочешь ещё что-нибудь узнать?

— Двойка тебе, Морс! Я не уверен, что он не американец и что совсем недавно был разлучён с женой.