Я начинаю рассказывать, как в те дни на меня навалилось много работы, я была усталой и подавленной. Хотя это слабое утешение для четырнадцатилетнего мальчика, который нуждался в материнской поддержке. Я не оправдываю свое поведение. Это было бы неправильно.

Не успеваю продолжить, как сын перебивает меня. И сообщает подробности, которые я раньше никогда не слышала. Что он рассказал мне об издевательствах ночью, на улице. Не мог заснуть, пошел искать меня и нашел сидящей на пожарной лестнице нашего дома, прямо за кухонным окном — одетой во все черное и курящей сигарету.

Какая нелепость…

— Отто, я не курю, ты же знаешь. А что касается высоты…

Я трясу головой и вздрагиваю. Продолжать незачем: Отто и так знает, что у меня акрофобия.

Когда мы жили в Чикаго в районе Принтерс-Роу на шестом, самом верхнем, этаже, я никогда не пользовалась лифтом — только пешком. Никогда не выходила на балкон, где Уилл по утрам пил кофе и наслаждался прекрасными видами на город.

— Иди ко мне, — не раз звал он, озорно подмигивая, и тянул меня за руку. — Со мной ты будешь в безопасности. Ведь со мной ты всегда в безопасности, да?

Однако я ни разу не поддалась на уговоры.

— Но ты была там, — заявляет Отто.

— И как ты узнал меня среди ночи? Как вообще заметил?

— По огоньку зажигалки.

Но у меня нет зажигалки — я не курю.

Тем не менее я замолкаю. Пусть продолжает.

Отто рассказывает, что вылез в окно и сел рядом со мной. Что прошло много недель, прежде чем он собрался с духом и рассказал мне обо всем. Что я впала в ярость — была просто вне себя от гнева.

— Мы собирались мстить. Составили список самых лучших способов…

— Лучших способов чего?

— Убить их, — отвечает Отто как само собой разумеющееся.

— Кого — их?

— Ребят в школе.

Всех. Потому что даже те, что сами не издевались, все равно смеялись над ним. И той ночью мы с Отто решили: надо избавиться от всех. Я бледнею. Продолжаю поддакивать сыну только по одной причине: мне кажется, это как-то успокаивает его.

— И как же мы собирались это сделать?

Вряд ли мне на самом деле хочется знать, как именно мы, если верить сыну, собирались убить его одноклассников. Потому что все это выдумки Отто. Но мне хочется надеяться, что где-то внутри него кроется мой прежний сын.

Он передергивает плечами.

— Да по-разному. Например, взять бензин и зажигалку и поджечь школу. А еще ты предлагала отравить еду в столовой. Мы долго обсуждали этот вариант — он казался идеальным. Прикончить их всех разом.

— И как мы собирались отравить их?

Сын расслабляется и ослабляет хватку на моем запястье. Я пытаюсь высвободиться, но он тут же притягивает меня ближе. Снова передергивает плечами и уверенно отвечает:

— Ботокс. Ты сказала, что сможешь его достать.

Ботокс. Ботулотоксин. Он есть у нас в клинике — им лечат мигрень, болезнь Паркинсона и многое другое. Но он может быть и смертелен. Это одно из самых смертоносных веществ в мире.

— Или зарезать их всех. — Как уверяет Отто, мы решили, что этот способ лучше всех остальных: не придется ждать, когда я достану яд. К тому же нож легче пронести в рюкзаке, чем бутылки с жидкостью. И можно приступить к делу уже на следующий день.

— Мы вернулись в квартиру. Помнишь, мама? Влезли обратно в окно и пошли смотреть ножи, чтобы выбрать подходящий. И ты выбрала.

Сын рассказывает, что я остановилась на поварском ноже из-за его размера.

По словам Отто, после этого я достала точильный камень Уилла, заметив, что острый нож безопаснее тупого, и улыбнулась сыну.