Сэйди трет ладонями лицо и повторяет:

— Уже не знаю, чему теперь верить…

— У тебя выдался долгий и трудный день. И ты не приняла лекарство.

Тут до Сэйди доходит, что она легла спать, не приняв таблетки. Утром совсем забыла про них. Я знаю это точно: они лежат именно там, где я их оставил.

Поэтому Сэйди чувствует себя не в своей тарелке — так бывает всегда, когда она не принимает таблетки. С энтузиазмом тянется за ними и глотает, зная, что скоро опять придет в норму.

С огромным трудом сдерживаю смех. Эти таблетки — пустышки; польза от них чисто воображаемая. Эффект плацебо. Сэйди верит, что таблетки могут каким-то образом улучшить самочувствие. Головная боль? Выпей тайленол. Насморк? Прими судафед.

Казалось бы, она, как врач, не должна вестись на такое.

Я купил пустые капсулы по интернету, набил кукурузным крахмалом и подменил прописанные доктором. Сэйди, как пай-девочка, исправно принимала их. Хотя время от времени жаловалась на усталость и головокружение. Но ведь это означает, что таблетки действуют, верно?

Порой она так легко внушаема…

Готовлю Сэйди ужин. Наливаю бокал вина. Усаживаю за стол и растираю ее ноги — холодные, грязные, все в синяках, — пока она ест.

Сэйди клюет носом. Так устала, что почти готова уснуть прямо за столом.

Но отключается она всего на долю секунды. Тут же просыпается и спрашивает сонным усталым голосом:

— Как ты добрался домой в буран? Отто сказал, что паромы отменили.

Столько вопросов… Столько вопросов, черт возьми…

— Водным такси.

— Во сколько?

— Точно не помню. Как раз успел забрать Тейта.

Сэйди приходит в себя — говорит довольно внятно.

— А что, детей задержали в школе на весь день? Знаю, буран, но все-таки…

— Их оставили в школе до тех пор, пока родители не забрали.

— Значит, ты сразу поехал в школу за Тейтом? Не заезжал домой?

Я отвечаю «нет». Видимо, она пытается выстроить хронологию сегодняшних событий. Интересно, зачем. Добавляю, что добрался до острова на водном такси, забрал Тейта и отправился домой. А потом поехал к ней в центр общественной безопасности.

Правды тут меньше, чем лжи.

— Чем занимался Отто, когда ты вернулся? — не унимается она.

Скоро ей придется заткнуться. Потому что из-за ее любопытства моя безнаказанность теперь под вопросом.

Сэйди

Стою в спальне и роюсь в ящиках в поисках чистой пижамы на замену той, что на мне. Надо принять душ. Ноги болят и все в синяках, но это мелочи: есть проблемы поважнее. Ощущение, будто все это происходит не со мной, а с кем-то другим.

Внезапно понимаю — каким-то шестым чувством, холодком в позвоночнике, — что я в комнате не одна, и резко поворачиваюсь. Отто зашел без стука. Только что его не было, и вот он уже стоит здесь. От его внезапного появления я подпрыгиваю и хватаюсь за сердце. Поворачиваюсь к нему лицом. Теперь сын действительно выглядит больным. Он не врал. Кашляет в ладонь. Взгляд пустой, затуманенный.

Вспоминаю последний наш разговор — тогда сын обвинил меня, что я сунула нож ему в рюкзак. Если та полицейская говорит правду, значит, нож в рюкзак сунула не я, а какая-то часть моей личности, известная под именем Камилла. Меня охватывает чувство вины. Отто — не убийца. Это я вполне могу оказаться убийцей.

— Ты где была? — Отто снова кашляет. Теперь он хрипит.

Уилл не объяснил детям, куда я делась. Не сказал, что я не вернусь домой.