Встретили его приветливо. То ли потому, что нравы тут были простые, то ли потому, что местный спецотдел состоял едва из десятка человек: треть состава отозвали на Кавказ, а ещё двое вышли на пенсию.
Из достопримечательностей тут были кинотеатр, три памятника и расположенное к востоку от города старое водохранилище, куда летом ездили отдыхать горожане.
Антону выделили комнату в общежитии. Вообще-то «спецов» селили в ведомственных домах или общагах, но в крошечном городке такого не было, и в этом общежитии обитали и несколько сотрудников спецотдела, и милиционеры на пенсии, и работники горадминистрации, и даже пара учителей местной школы.
Общежитие — самое высокое здание в районе: целых двенадцать этажей! — стояло на холме, и из Антонова окна на седьмом открывался прекрасный вид на далёкую реку, центр города и сквер на соседней улице. Красота! Пусть даже комнатка была крохотной, обои выцвели, а стены, пол и потолок поросли пылью. Он прочихался и взялся за уборку.
Вечером Антон сидел у окна в уже почти чистой комнате и любовался умиротворяющим пейзажем: закатное солнце заливало оранжевым и золотым задание спецотдела и городской администрации, местный кинотеатр, пятиэтажки спального района, частный сектор рядом с общежитием и сквер. Молодой спецотделовец вдыхал летний воздух, слушал весёлые детские голоса под окном и ощущал радостное предвкушение: ему понравится, точно понравится жить и работать в этом милом маленьком городке.
В первую же неделю Антон встретил в коридоре спецотдела Сторожа. Сначала не понял: идёт себе бородатый седой старичок и идёт — может, заявление пришёл писать? Но когда старик поднял на него глаза — синие-синие, Антону стало сразу и жарко, и холодно. Ужасно разболелась голова, и по всему телу разлилась неприятная болезненная слабость. Как тут не догадаться? Сторож.
Хозяин кладбищ прошествовал мимо, не удостоив человека вниманием. И чего это он так ауру раскинул? Антон слышал, что Сторожа сдержаны и к людям не суются. А тут Сторож прямо средь бела дня ходит по отделу и сдержанностью явно не отличается. Впрочем, теория часто не совпадает с практикой. Это Антон в свои двадцать четыре уже точно знал.
Сторож вроде бы вышел от начальника отдела Валерия Зиновьевича, но не спрашивать же у него, что к чему? Да и вообще если что-то по их ведомству на кладбище случилось, то им и так скажут. Однако никаких новостей, связанных с кладбищем, ни на планёрке, ни после так и не прозвучало.
Вскоре Антон забыл о Стороже. Обживался на новом месте, ближе знакомился с коллегами, вникал в тонкости работы. Коллеги требовали отметить назначение и проставиться, и Антон пытался решить, как не испортить рабочие отношения и при этом оставить первую зарплату при себе. Гулянка — это, конечно, хорошо, но у него мама — учительница начальных классов, отец на пенсии по инвалидности и две младшие сестры.
А вот с работой особых проблем не было: Валерий Зиновьевич оказался мировым мужиком, опытным, спокойным, без барских замашек и без новомодного панибратства.
Однако уже в среду Антон снова увидел Сторожа. Тот неведомо как оказался на срочном совещании: на днях из столицы пришёл приказ о сокращении штата. Только что в кабинете были одни сотрудники отдела — а вот теперь у кресла Валерия Зиновьевича стоит синеглазый старик с хмурым лицом.
— Стройка продолжается, — голос Сторожа прозвучал негромко, но так, что все услышали.
— Я всё перепробовал, — покачал головой начальник спецотдела. — Но, увы, не вышло. Они продолжат строить.
— Не «они», а «вы». Все вы люди. Все уговор нарушаете. Всем и отвечать придётся.
— Нет, послушай, — Валерий Зиновьевич встал из-за стола, — мы тут не при чём. У нас своих проблем хватает! А там такие бабки крутятся, куда нам против них?
Сторож покачал головой, отметая возражения. |