Джеданна видел зеленевшие кое-где всходы маиса и проса, разделенные полосками садов и рощиц пальм с огромными орехами; в других местах почва еще была темной, но в глубинах ее уже набухали зерна, тянулись вверх ростки, копилась благодатная мощь Тайонела, владыки земной тверди.
- Солнце уходит на покой в свои звездные чертоги, - раздался негромкий голос Унгир-Бренна. - Приказать, чтобы внесли свечи?
- Нет, не надо. - Повернувшись к аххалю, Джеданна сделал несколько шагов и опустился на подушку. - Не надо, родич. К чему эти свечи? Боги создали закат, чтоб мы любовались им.
- Я вижу, и тебя коснулась арсоланская ересь, возвеличивающая богов, - ворчливо произнес Унгир-Брен. - Ты же знаешь, что боги ничего не создавали, ни земли, ни моря, ни восхода, ни заката; они лишь научили нас видеть прекрасное.
- И различать добро и зло.
- Насколько это в человеческих силах, родич. Нередко мы не можем отличить одно от другого и походим на попугаев, что мечутся в лесном мраке… Словно глупые птицы, мы не ведаем, дадут ли посеянные нами зерна добрые всходы маиса или вырастет из них колючий кактус тоаче с ядовитым дурманящим соком… Лишь время покажет это! Взгляни хотя бы на своих сыновей, ахау! Джакарра, Фарасса, Джиллор, Дженнак…
Они помолчали, вдыхая ароматный воздух, потом сагамор задумчиво протянул:
- Дженнак… Ты ведь пришел, чтобы поговорить о нем, верно?
- Верно.
- Ты знаешь о нем нечто такое, что неизвестное мне? Что же?
- То, о чем ты лишь догадываешься… может быть, догадываешься… - Унгир-Брен сделал паузу, и лицо его изменилось, будто преображенное магией тустла: нефритовые зрачки потемнели, меж бровями, на переносье, пролегла морщина. Склонившись к уху сагамора, он тихо вымолвил: - Твой сын - кинну, повелитель, теперь я в этом не сомневаюсь. Твой Великий Очаг отмечен богами - к радости или горю, но это так. Все признаки налицо.
Черты сагамора окаменели. Сейчас, в сгущавшейся полутьме, что скрадывала отличное и проявляла подобное, они с Унгир-Бреном казались близнецами. Одинаковые овалы вытянутых лиц, одинаковый разрез глаз, зеленоватые зрачки, слегка припухшие губы, впалые виски, чуть заметные морщинки над темной линией бровей… Сумерки подчеркивали сходство, но оно не являлось случайным, ибо оба они были побегами от одного корня, листьями на одной ветви: дед Ахау Юга приходился отцом верховному жрецу.
- Ты уверен? - наконец произнес Джеданна.
- Да, владыка. Я же сказал - все признаки налицо… все, как описано в Книге Тайн, в Листах Арсолана… - Полузакрыв глаза и приняв молитвенную позу, старик вдруг начал торжественным хрипловатым речитативом: - Вот Храм среди храмов, Храм в Святой Юкате, первый из храмов мира; вот залы его, залы нетленные, со стенами из прочного камня; вот письмена, золотые письмена, окрашенные цветом Арсолана; вот знаки Его, ясные лишь посвященным; И сказано в них: Каков срок человеческой жизни? Тридцать лет, и еще тридцать, и, быть может, еще десять… Вы же, потомки богов, будете одарены годами вдвое и втрое против других людей, но появятся среди вас такие, чей срок будет вдвое и втрое дольше вашего. Не завидуйте им, ибо тяжела их участь: долгая жизнь на излете своем жжет огнем ненависти и горька, словно земляной плод. Горечь эту понесут они людям, словно посев зла, и немногим из них суждено…
Сагамор вытянул руку, коснувшись плеча Унгир-Брена:
- Отец мой, те древние пророчества мне известны. Скажи лучше о признаках… скажи так, как говорят с родичами, а Книгу Тайн ты почитаешь мне в другой раз.
Старик ухмыльнулся:
- Хайя! Ты прав; лучше поберечь горло… - Он отпил глоток вина из стоявшей рядом чаши. |