– Это я помню, – подтвердила Хольт.

– Поскольку это удалось установить, значит, ел он недавно, то есть незадолго перед тем, как его вырвало, – уточнила Маттеи.

Это даже я понимаю, подумала про себя Хольт.

– И тогда я вспомнила про эту конференцию.

Конференция продолжалась весь день, и совершенно естественно предположить, что после окончания организаторов и лекторов пригласили на ужин – в благодарность за труды, хотя этот пункт в программе, которую Хольт десять лет назад подшила к материалам следствия, указан не был.

– И ужин таки был! – сказала Матеи. – Было бы странно, если бы его не было. В столовой для руководства. Приглашенных было немного, и Штейн в их числе – как лектор. Мало того, у них сохранилось меню и список участников, потому что отчетные документы полагается хранить десять лет. Уже на следующей неделе они собирались чистить все бухгалтерские документы за восемьдесят девятый год, так что я действительно успела в последнюю минуту. – Выпалив всю эту тираду на одном дыхании, Маттеи шумно выдохнула.

– И на этом ужине их кормили рыбой, – полувопросительно, полуутвердительно сказала Хольт.

– Разумеется! На закуску была рыба, соленая морская треска с салатом руккола, и горячее блюдо – тоже рыба, красная камбала, запеченная с овощами, под соусом из лайма. Вот меню. – Маттеи протянула тонкую пластиковую папку.

– Рыба на закуску, рыба с овощами на горячее, – повторила Хольт, словно запоминая.

– Ну да! Там в основном были женщины, так что понятно… Наверное, очень вкусно. И Штейн тоже была там.

– Да, я поняла…

– Но она отказалась от продолжения, – прервала ее Маттеи.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Хольт.

– Она вычеркнута из этого списка. Они ужинали довольно рано, в шесть часов. Все одиннадцать есть в списке, и Штейн среди них. А попозже, около десяти, подали сыр, фрукты и красное вино. Записались только семь, остальные поспешили домой, уж не знаю что… детей укладывать. И среди этих семи Хелена Штейн.

– Однако потом ее вычеркнули, – уточнила Хольт скорее для себя, чтобы быть уверенной, что поняла все правильно.

– В том‑то и дело! Я думаю, она отказалась в самый последний момент.

– Похоже на то, – медленно произнесла Хольт.

– Если она собиралась управиться с Эрикссоном к восьми часам, надо было поторапливаться.

Даже очень искушенный психолог не нашел бы в ее словах ни малейшего намека на сентиментальность.

Через полчаса позвонила Мартинес. Ее приятель из криминалистического отдела сказал, что у него кое‑что для них есть, и просил зайти.

Очень кстати, подумала Хольт, хоть разомнусь немного. Она не привыкла работать за письменным столом, и, если бы совсем недавно кто‑то сказал, что ей придется этим заниматься, она бы не поверила. Удовлетворение приносит только оперативная работа, это знает каждый полицейский, заслуживающий этого звания, но она не могла не признать, что до сих пор ей не приходилось участвовать в следствии, которое продвигалось бы так быстро и эффективно, а она вроде бы ничего и не делала, только сидела, уставившись в дисплей, или перебирала бумаги. То, что сейчас происходит, подумала она, это и есть настоящий прорыв в следствии, и скоро мы все рука об руку подойдем к триумфальной арке полицейской славы. Если, конечно, Юханссон не предпочтет проделать этот путь в одиночестве, охладила она собственный пыл.

– Пожалуйста, присаживайтесь, девушки, и чувствуйте себя как дома, – встретил их эксперт‑криминалист. Пивное брюхо удивительным образом сочеталось в нем со старомодной вежливостью.