– Понятно, – сказала Хольт. – Только есть риск, что она вдруг припомнит, что незадолго до того действительно заходила к Эрикссону. Может быть, встретила кузена Тишлера, и тот предложил на минутку зайти к приятелю. Даю голову на отсечение, что Тишлер будет клясться, что так оно и было.

– Это верно, – покивал Юханссон. – Такую версию она все равно рано или поздно предложит, когда почувствует, что становится жарко.

Но не раньше, чем поговорит с адвокатом, подумал он.

– Я так понимаю, что ты ищешь возможность избавиться от этого дела и спихнуть его на стокгольмскую полицию, – пристально взглянула Хольт на начальника.

Попробуй, скажи, что это не так, подумала она.

– Конечно, – не стал отпираться Юханссон. – С самого начала. Всей этой истории не место в нашей конторе, но я думаю, тебе до смерти хочется поговорить со Штейн. Давай обсудим такую возможность.

– У меня есть идея, – сказала Хольт.

Сразу после ухода Хольт Юханссон попросил секретаршу, чтобы его ни под каким видом не беспокоили. Он заказал кофе и огромный пакет венских хлебцев в ближайшей кондитерской. Поскольку жена уехала в командировку, у него был целый день и вечер, чтобы спокойно прочитать протокол осмотра места преступления и изучить результаты судебно‑медицинского вскрытия.

Когда через пару часов Юханссон встал из‑за стола, чтобы немного размяться, он был совершенно уверен: он в мельчайших подробностях знает, что произошло в квартире Эрикссона десять с половиной лет тому назад.

Черт! – подумал Ларс Мартин Юханссон. За долгие годы службы он так и не смог привыкнуть, что от него столь часто зависит судьба другого представителя человеческого рода. Надо бы позвонить Ярнису, это же он нашел мертвого Эрикссона. И от этой мысли почувствовал облегчение.

– Убийство Челя Эрикссона, – сообщил Юханссон. – Припоминаешь?

– Я там был первым, – ответил Ярнебринг, – так что кое‑что помню. Бекстрём изображал начальника следственной группы, Вийнблад… Ну, Вийнблад и есть Вийнблад… Так что ничего удивительного…

– Что следствие проведено из рук вон, – продолжил за него Юханссон.

– Дунай впадает в Черное море… У Пиноккио деревянная пипка… Я‑то думал, ты пригласишь меня куда‑нибудь выпить. Однако если тебе удастся раскрыть убийство десятилетней давности, то придется мне приглашать самого себя… на сосиску по дороге домой.

– Не так уж все плохо, – утешил его Юханссон. – Я уже заказал столик.

– С этого и надо было начинать, – улыбнулся Ярнебринг. – Жена предупреждена, у меня выходной. Ответь только на один вопрос.

– Давай.

– Почему это СЭПО вдруг заинтересовалась Эрикссоном? Я хочу сказать: если потому, что он шпионил в пользу Советов, то вы немножко опоздали, коли вспомнить, где Эрикссон и где Советы.

– Я знал, что ты спросишь, – сказал Юханссон. – Я мог бы, конечно, рассказать всю историю, но предварительно тебе придется подписать кучу бумаг.

– Тогда наплевать. – Ярнебринг ухмыльнулся. – Будем считать, что этот ухаб мы проехали.

– Хочу показать тебе одну картинку. – Юханссон нажал на кнопку, и на большом экране в его конференц‑зале появилось изображение Челя Эрикссона, лежащего на полу в собственной гостиной.

– Чего у вас здесь только нет! – В голосе Ярнебринга слышалось невольное восхищение, которое он с удовольствием бы не показывал. – Техника! И я тут сижу… замурзанный деревенский снют в дырявых башмаках и рваной куртке…

– За которую к тому же ты сам и платил, – уточнил Юханссон.