|
Но не один он узнал его. - Это он, - бормотал Титча, делая энергичные усилия побороть опьянение. - Он? - Ладко! Титча провел рукой по лицу и, казалось, немного пришел в себя. - Он не умер, каналья... - сказал он сквозь зубы. - Но это еще лучше... Турки заплатят за его шкуру дороже, чем она стоит... Стрига будет доволен... Не двигайся отсюда, товарищ, - сказал он, обращаясь к Карлу Драгошу. - Если он пойдет, хватай его!.. Зови на помощь, если понадобится... А я побегу за полицией... Не дожидаясь ответа, Титча убежал. Он почти не шатался... Волнение вернуло ему равновесие. Оставшись один, сыщик вошел в дом. Сергей Ладко не пошевельнулся. Карл Драгош положил ему руку на плечо. Несчастный поднял голову. Но мысли его были далеко, и блуждающий взгляд показал, что он не узнал своего пассажира. Тот произнес одно лишь слово: - Натча!.. Сергей Ладко вскочил. Его глаза заблестели, встретившись с глазами Карла Драгоша. - Идите за мной, - сказал сыщик, - и поспешим! ВПЛАВЬ Баржа летела по воде. Опьяненный гневом, возбужденный, Сергей Ладко более яростно, чем когда-либо, налегал на весло. Поборов законы природы силой страсти, он каждую ночь давал себе лишь немногие минуты покоя. Он падал, погружался в свинцовый сон, от которого пробуждался внезапно, часа через два, точно от удара колокола, и принимался за свой ужасающий труд. Свидетель этой остервенелой погони, Карл Драгош удивлялся, что человеческий организм одарен такой выносливостью. Впрочем, человек, давший возможность наблюдать это поразительное зрелище, черпал энергию из самого страшного отчаяния. *** Стремясь ничем не отвлекать несчастного лоцмана, сыщик не нарушал молчания. Все, что следовало сказать, было сказано при отправлении из Рущука. Как только лодка понеслась по. течению. Карл Драгош дал все необходимые объяснения. Прежде всего он открыл свое истинное положение. Потом в немногих словах объяснил, что он предпринял это путешествие с целью преследования дунайской банды, атаманом которой народная молва считала некоего Ладко из Рущука. Лоцман выслушал этот рассказ рассеянно, проявляя лихорадочное нетерпение. Что ему до этого? У него одна мысль, одна цель, одна надежда: Натча! Его внимание пробудилось лишь с того момента, когда Карл Драгош начал говорить о молодой женщине, рассказывать, как он узнал от Титчи, что Натча спускается по реке пленницей на борту шаланды, где капитаном атаман шайки, подлинное имя которого не Ладко, а Стрига. При этом имени Сергей Ладко взревел от ярости. - Стрига! - закричал он, и стиснутая рука его еще сильнее сжала весло. Он больше не расспрашивал. С тех пор он спешил без отдыха, с наморщенными бровями, с безумными глазами, и вся душа его стремилась вперед, к цели. Он питал в сердце полную уверенность, что достигнет этой цели. Почему? Он не мог бы этого сказать. Он был уверен, и все тут. Шаланду, где Натча пленница, он узнает с первого взгляда, даже среди тысячи других. Как? Он этого не мог сказать. Но он ее найдет. Об этом не могло быть и спора. Теперь он понял, почему ему казалось, что он знает тюремщика, приносившего еду во время первого заточения, и почему доносившиеся до него голоса будили смутный отзвук в его сердце. Тюремщик был Титча. Голоса были голосами Стриги и Натчи. И больше того, крик, долетевший до него в ночи, оказался криком Натчи, бесполезно призывавшей на помощь. |
