– Это он! – сообщил я и миру, и себе самому. – Он нацепил накладную бороду, напялил жуткий парик и очки, измазал физиономию, обрядился в старое барахло не своего размера, чтобы выглядеть потщедушнее и покостлявее, принялся ковылять по‑дурацки и говорить трескучим голосом...

Сенатор Данбар подошел ко мне; во взгляде его сквозила тревога.

– Вам нехорошо, мистер Фитч? – спросил он. – Быть может, напряжение последних дней...

– Никакого напряжения, – отвечал я. – Знаете, как я узнал? По этому чемоданчику. Он стоял в шкафчике камеры хранения, а в чемодане лежала ваша повседневная одежда. Вы забрали чемоданчик, вошли в мужской туалет, заперлись в кабинке и переоделись, вот почему профессор Килрой навеки канул в торчок. Из туалета вышли вы! Я еще на пороге понял, что где‑то видел вас, но никак не мог вспомнить, где. А это было на центральном вокзале. Вы были одним из тех мужчин, которых я заметил возле туалета.

Прескотт Уилкс одарил меня великолепно исполненной изумленной улыбкой.

– Вынужден признаться, что не понимаю вас, молодой человек, – сказал он и, продолжая улыбаться, повернулся к сенатору Данбару. – В чем дело, Эрл?

Карен в тревоге тронула меня за руку и спросила:

– Ты здоров, Фред?

– Этот молодой человек пережил жестокое потрясение, – объяснил вновь прибывшему сенатор Данбар. – Вы ведь наслышаны о братьях Коппо.

Уилкс кивнул.

– Разумеется.

– Все это – мошенничество, – сказал я Карен. – С начала до конца.

Одно большое мошенничество.

Сенатор как ни в чем не бывало продолжал объяснять положение дел Уилксу:

– Они не давали мистеру Фитчу житья. Думаю, не стоит пенять на него за разыгравшееся воображение.

Герти подступила ко мне с другого боку.

– Фред, что с тобой? – спросила она. – Ты спятил, или как?

– А я‑то вам верил, Герти, – ответил я. – Но вы, оказывается, заодно с ними.

– Боб, – сказал сенатор, – пожалуй, стоит вызвать врача.

– Доктора Осбертсона, – посоветовал я. – Чтобы вся шайка была в сборе.

Боб так никуда и не пошел. В комнате делалось все тише и тише. Все смотрели на меня. Я видел, как из‑под озабоченных, растерянных, дружелюбно‑участливых мин проступает тревога.

Карен тоже почуяла неладное. Она схватила меня под руку и принялась разглядывать всех остальных. Таким образом, линия фронта была обозначена достаточно четко: двое против четверых.

Я сказал:

– Прескотт Уилкс прислал моему дядьке письмо, и оно у меня. Полагаю, это называется случайным совпадением.

– Ты не в себе, Фред, – молвила Герти. – Откуда это внезапное неверие в людей?

– А вас никто не похищал, – ответил я. – Все это – часть замысла.

– Фред, поверь мне, я лучше знаю, похитили меня или нет.

– Уж вам ли не знать, – я оглядел лживые встревоженные лица и сказал:

– Ничего, я еще выясню, где собака зарыта. Уолтер Косгроув тоже в этом замешан, и скоро я узнаю, какова его роль.

– Боб, – весьма угрюмо проговорил сенатор, – полагаю, нам нужна «неотложка».

– Да, сэр, – ответил молодой человек и торопливо попятился вон из комнаты.

– Никакой «неотложки» Боб вызывать не будет, – сказал я. – Ему самому надо в неотложном порядке покинуть тонущее судно. Думаю, если вы выглянете в коридор, то увидите, как он бежит к лифту, будто к спасательной шлюпке.