Только слова какой‑то весьма темной личности, именующей себя профессором Килроем. Вы даже не можете представить его в качестве свидетеля, который под присягой подтвердил бы то, что рассказывал вам. У вас нет ничего, кроме слухов и пересуд.
– А стрельба? – спросил я. – А преследовавшая меня машина? А телефонные звонки?
– Доказательства? У вас нет ни доказательств, ни подтверждений, ни свидетелей, – сенатор грустно улыбнулся и, подавшись ко мне, продолжал: Я очень сожалею, мистер Фитч, честное слово, однако таковы факты. Наше правосудие защищает уголовников куда ревностнее, чем их жертв, но демократия не может действовать иначе.
– Почему? – раздраженно спросила Герти. – Почему мы не можем попросту бросить всех этих Коппо в тюрьму и избавиться от них?
– Вы действительно хотели бы сделать это, мисс Дивайн? Давайте заменим слова «преступник» и «жертва» на «обвиняемый» и «обвинитель». Маленькое семантическое упражнение, но заметьте, как сразу же меняется дело.
Правосудие защищает преступника, а не жертву. Вы правда хотите, чтобы было иначе?
– Я понимаю, что вы имеете в виду, сенатор, – сказал я. – И думаю, что вы правы. Но это – отвлеченные рассуждения, а тут – живое дело. – Я осторожно хихикнул. – Гиблое дело, так сказать.
– Я вам сочувствую, мистер Фитч, – ответил сенатор, – И очень хотел бы предложить вам более радужные виды на будущее, но это было бы нечестно.
Вы видите, как нам тут нехватает людей, но, даже будь у нас полный штат и достаток денежных средств, мы и тогда могли бы только скрести по поверхности. Конечно, можно спровадить в места не столь отдаленные всю первую десятку уголовников, но за их спинами тотчас вырастут десять таких же. Поверьте мне, мистер Фитч, уголовная статистика прямо‑таки ужасает.
– Это не просто статистика, – ответил я.
– А что, если я дам свидетельские показания? – спросила Герти. Меня похитили, это не слухи и не пересуды.
Сенатор одарил ее грустной улыбкой.
– Опять же, есть у вас улики, свидетели? Вы можете опознать братьев Коппо как ваших похитителей?
– Те люди, которые меня сторожили, звонили Коппо по телефону.
– Вы способны это доказать? Употребление в речи имени собственного еще ничего не значит, мисс Дивайн, – сенатор откинулся в кресле и развел руками. – Уж простите, что беру на себя роль адвоката дьявола, но я хочу, чтобы вы знали, с чем мы столкнулись. Враг неуловим, и его очень грамотно представляют поверенные.
– Что же нужно, чтобы победить? – спросила Карен.
– Откровенно говоря, для этого нужны деньги, – ответил сенатор. – В большинстве случаев мы обязаны успехом тем сведениям, которые покупаем и за которые платим. К примеру, знай мы наверняка, кто из полицейских стоит на довольствии у братьев Коппо, можно было бы обойти их и обратиться к честным офицерам, поставить ловушки и поймать мздоимцев с поличным. Если бы мы могли заплатить осведомителям и выведать имена похитителей мисс Дивайн, предложить одному из них награду за свидетельские показания... – он развел руками. Мы это делаем, но в час по чайной ложке. Медленно обрубаем щупальца, но голова спрута, похоже, остается в целости и сохранности.
– А Коппо знай себе охотятся за Фредом и за мной, – вставила Герти.
– Могу предложить только одно, – сказал сенатор. – Покиньте город, а если можете, то и страну, и дождитесь, пока этих уголовников надежно упрячут за решетку.
– А если их никогда не упрячут? – спросила Карен. |