В кабинке мужского туалета я полностью разоблачился и накинул халат, который, к счастью, оказался мне великоват. Рукава были слишком длинны, полы доставали до лодыжек. Я принялся закатывать рукава и вскоре увидел свои руки, после чего подошел к раковине и кое‑как умылся, а затем вытерся бумажными салфетками. Вошедший в туалет дородный господин с сигарой в зубах увидел меня, резко развернулся и отправился восвояси.

Мои одежда и обувь погибли. Я бросил барахло в мусорный ящик и, шлепая босыми ногами, зашагал по коридору к штаб‑квартире ГПП.

Распахнутую дверь подпирал манхэттенский телефонный справочник, оба окна были распахнуты настежь, но в приемной, как раз на уровне носа, все еще витал мой былой дух.

На сей раз все обрадовались, завидев меня. Во всяком случае, я был встречен широкими улыбками, а Карен сказала:

– О, так гораздо лучше, Фред. Иди сюда, сядь со мной рядом.

Секретарша наскоро переговорила с кем‑то по телефону и объявила:

– Мистер Брей примет вас через несколько минут.

– Спасибо, – ответили мы.

– Что с тобой случилось, Фред? – спросила Карен.

– У тебя был такой вид, словно они норовили утопить тебя в выгребной яме, – добавила Герти. – Уж такой подлости я ни от кого не ожидала.

Я поведал им о своем бегстве от мафии. Карен всячески старалась сохранить невозмутимость, но не преуспела в этом. А Герти даже и не пыталась.

– Вы как хотите, но я лучше посмеюсь завтра, – заявил я и, взяв номер «Киплингера», принялся читать жития всех других дураков и чокнутых.

Спустя несколько минут в приемную вошел весьма упитанный господин изысканного облика, облаченный в буровато‑желтое пальто, и сказал секретарше:

– А, Мери. Каллахан у себя?

– Доброе утро, сенатор, – ответила она. – Нет, у него встреча с комиссаром полиции. Он знал, что вы придете?

– Нет, я просто ехал мимо и решил заглянуть, узнать, как и что, осанистый господин взглянул на часы. – Он сказал, когда вернется?

– Не позже половины двенадцатого. Думаю, на этот раз он не врал.

Сенатор усмехнулся.

– Что ж, поймаем его на слове. Я, пожалуй, подожду.

Он повернулся к скамейке и, похоже, только теперь заметил нас – двух разительно непохожих друг на дружку хорошеньких женщин и перепуганного босоногого дурачка в белом халате, который сидел между ними, будто больной в ожидании операции на мочевом пузыре.

Вероятно, сенатору впервые в жизни так пригодилось его политиканское воспитание. Улыбка лишь на миг сделалась каменной. Других признаков замешательства я и вовсе не заметил. Придя в себя, сенатор одарил нас всех пустыми бодренькими улыбочками, которые всегда найдутся в арсенале человека, привыкшего сидеть в приемных в обществе других посетителей. Я ответил ему такой же улыбкой, но гораздо более тусклой. Карен тем временем внимательно изучала пол, а Герти – потолок. Затем мы немного посидели вчетвером, держа в руках раскрытые журналы. Эта картина весьма напоминала полотно сюрреалиста.

Наконец открылась дверь справа от нас, и вошел издерганный молодой человек в сорочке с коротким рукавом. За ухом у него торчал карандаш, узел галстука был ослаблен. Вошедший окинул меня мимолетным странным взглядом и сказал:

– Приветствую, сенатор! Рад снова видеть вас.

Сенатор встал и обменялся с вошедшим рукопожатием, после чего проговорил:

– Я тоже рад встрече, Боб. Полагаю, эти люди уже заждались вас.

– Да, конечно, – Боб повернулся к нам. – Страшно сожалею, ребята, но у нас тут малость нехватает людей. Вы, кажется, хотели сообщить о каком‑то преступлении?

– О целой куче преступлений, – отвечала Герти.