- Да просто, куда торопиться?
Осано поглядел на меня в задумчивости.
- Нет, - сказал он. - Это падение, когда я попытался встать с кровати - последний звоночек. Слушай, я назначил тебя своим душеприказчиком
по литературным вопросам, так что твои решения окончательные. Денег никаких не осталось, только выплаты за копирайт, и они идут моим бывшим
женам, думаю, и моим детям. Книги мои все еще неплохо раскупаются, так что беспокоиться о них нечего. Я хотел сделать что-то для Чарли Браун, но
она не позволила, и, может быть, она права.
И я сказал вещь, в общем-то, нехарактерную для меня:
- Шлюха с золотым сердцем. Совсем как в романах.
Осано прикрыл глаза.
- Ты знаешь, мне всегда нравилось в тебе, что ты никогда не произносил этого слова, "шлюха". Сам я, может быть, и говорил так, но никогда
так не думал.
- Ладно, - проговорил я. - Может быть, ты хочешь позвонить кому-нибудь или увидеться с кем-нибудь? Или, может быть, ты хочешь выпить?
- Нет, - сказал Осано. - Наелся всем этим по уши. У меня было семь жен, девятеро детей, у меня две тысячи друзей и миллионы поклонников.
Никто из них не может ничего исправить, и я никого не желаю видеть. - Он широко улыбнулся. - И не забывай, я прожил счастливую жизнь. - Он
покачал головой. - Те, которых любишь больше всех, сводят тебя в могилу.
Я сел рядом с кроватью, и мы несколько часов проговорили с ним о всяких книгах, которые читали. Он рассказал мне о всех женщинах, с
которыми занимался любовью, и все пытался вспомнить ту девушку, которая заразила его пятнадцать лет назад. Но ему не удалось напасть на ее след
в памяти.
- И все они были красавицами, - сказал он. - Все они стоили того. А, черт, да какая теперь разница? Все это чистая случайность.
Осано протянул руку, и я сильно пожал ее, и Осано сказал:
- Скажи Чарли, чтоб пришла сюда, а сам подожди в другой комнате.
Я уже уходил, когда он снова окликнул меня:
- Эй, погоди. Жизнь художника - незавершенная жизнь. Пусть выбьют это на моем надгробии.
Я ждал довольно долго, сидя в гостиной. Иногда доносились какие-то звуки, один раз мне показалось, что я слышу чьи-то всхлипывания, а потом
ничего не стало слышно. Я пошел в кухню и сварил кофе и поставил две чашечки на стол. Потом вернулся в гостиную и подождал еще немного. И вдруг
услышал ее голос - не вопль, не призыв о помощи, в нем даже не было горя или отчаяния - голос Чарли, очень мелодичный и чистый, зовущий меня по
имени.
Я зашел в спальню. На ночном столике лежала его золотистая коробочка, в которой он обычно держал свои таблетки с пенициллином. Коробочка
была пуста. Свет был включен, Осано лежал на спине, а его глаза смотрели в потолок. Казалось, что даже теперь они излучают свет. Угнездившись
под его обнимающей рукой, прижатая к груди, виднелась золотистая голова Чарли. Чтоб прикрыть их наготу, она подтянула одеяло.
- Тебе нужно одеться, - сказал я.
Она приподнялась на локте и поцеловала Осано в губы. А потом она долго стояла, глядя на его лежащее тело.
- Тебе нужно одеться и уйти, - повторил я. - Будет много всякой суеты, а Осано, я думаю, не хотел, чтобы тебя эта суета как-то коснулась.
И я пошел в гостиную. |