матери.  Подумала  о  том,  как  мы  танцевали  в  снегу  на  обочине.  Как  моя  мама  закинула

голову к небу и ловила снежинки языком.  

 Ты убьешь меня. Пока она приближалась ко мне, я почувствовала, как в моей руке

тяжелеет нож.  Если я не убью тебя первой.

Моё  сердцебиение  замедлилось.  Я  крепче  сжала  нож.  А  затем,  без  какого-либо

предупреждения я осознала, что я не смогу его использовать.

Если я убью этого монстра, я убью и мою мать.  

 Возможно,  —  когда-то  сказал  мне  Найтшэйд,  —   однажды  выбирать  придется

 тебе.

Я опустила руку.

— Я не могу сделать тебе больно. И не стану.

Я  ожидала  увидеть  в  глазах  моей  соперницы  победу.  Но  вместо  этого,  я  увидела

страх.  

 Почему?   —  гадала  я.  Я  затем  я  осознала.  Ты  дерешься.  Ты  выживаешь.  Ты

 защищаешь Лорелею — но что, если тебе не от кого её защищать?

—  Я  —  не  опасна,  —  я  замерла  и  прекратила  сопротивляться.  —  Дом  —  это  не

место, — мой голос прозвучал так же хрипло, как прежде звучал её. — Не постель, куда

можно вернуться, не двор и не новогодняя ёлка на праздники. Дом — это люди, которые

тебя любят.

Она выставила перед собой нож и зашагала ко мне, наблюдая за рукой, в которой я

сжимала клинок.

Я уронила нож на землю.

— Дом — это люди, которые тебя любят, — повторила я. — В детстве у меня был

дом, как и сейчас. Есть люди, которые любят меня, и люди которых я люблю. У меня есть

семья,  которая  умерла  бы  за  меня,  —  я  понизила  голос  до  шепота.  —  А  я  бы  умерла  за

тебя.

Не за Кассандру. Не за Пифию. Даже не за Лорелею — кем бы она не была и кем бы

она не стала. За мою маму. За женщину, которая учила меня танцевать. За ту, кто целовала

мои разбитые коленки, ту, кто учила меня читать людей и каждый день говорила мне, что

она меня любит.

— Я убью тебя, — прошипела Кассандра. — И мне это понравится.  

 Ты хочешь, чтобы я подняла нож. Хочешь, чтобы я сражалась.

— На веки вечные, — я закрыла глаза в ожидании.  

 На веки вечные.

 На веки вечные.

— Не смотря ни на что.

Эти слова произнесла не я. Я открыла глаза.

Женщина с ножом дрожала.

— О, малышка, — прошептала она. — Ты так выросла.

Стоило  мне  услышать  голос  моей  матери,  увидеть  выражение  её  лица  и  ощутить

родное прикосновение её рук, что-то во мне сломалось.

— Ты такая красивая, — её голос надломился. — Малышка. Нет, — она отпрянула

от меня. — Нет, нет, нет… Ты не должна здесь находиться.

—  Очень  трогательное  воссоединение…  —  директор Стерлинг поднялся  на  ноги.

— Но задание остается неизменным.

Моя мама попыталась сделать шаг назад, но я ей не позволила. Я понизила голос,

чтобы Владыки не услышали.