На похоронах присутствовали лишь он да Зомерлюст. Комиссар заметил одного фоторепортера и выставил его. Но было много больших и красивых венков: от соседей по Ван Леннепвег, от армии, от друзей сержанта, от него самого. Он приложил карточку со словом «Рут». Зомерлюст принес большой непритязательный букет бронзовых хризантем.

– Она любила их, – сказал он.

«Ты хороший человек», – опять подумал Ван дер Вальк. Похороны были быстрыми и простыми.

– Пойдемте выпьем.

Зомерлюст засомневался. Положено ли это после похорон?

– Я в форме.

– Я не могу разговаривать под дождем. У меня больная нога.

Сославшись на больную ногу, комиссар добавил, что выпил бы чашечку кофе.

– Мы немного продвинулись, – сказал Ван дер Вальк, протягивая ногу в промокшей брючине к батарее.

Зомерлюст пожал плечами:

– Что это даст? Вы делаете свою работу, как я понимаю. Но я хочу лишь одного – она всегда хотела лишь одного, – чтобы ее оставили в покое.

– Теперь для нее наступил покой. Я продолжу. Скажите, она никогда ничего не говорила об Индокитае?

– Вы имеете в виду Вьетнам? Все французское сборище было там. Я подозреваю, что и она тоже. Я не замечал ничего особенного. Я уже сказал вам – мы не слишком часто видели французские войска. Они были заняты своим Алжиром. Нас это не касалось. Да я и не особенно вникал в это. Я хочу сказать, что это вроде как продолжается до сих пор. Я имею в виду, что теперь там американцы. Но это все политика, ведь так? Помню, я как то сказал об этом. – Его голос сорвался при воспоминании о живой Эстер.

– О Вьетнаме?

– Она довольно резко мне ответила, что я ничего не знаю об этом. Это действительно так. Я думаю, что она могла там находиться.

– Вам совершенно неинтересно, кто убил ее?

Зомерлюст посмотрел на него так, словно он сказал что то невероятно глупое:

– Она уже в земле. У нее была трудная жизнь и очень мало драгоценных минут. А вы теперь ворошите эту землю с ее костями.

– Может быть, у нее и была трудная жизнь, – мягко проговорил комиссар, – но это не значит, что она была готова умереть. Кто то решил, что она готова. Мне хотелось бы узнать, кто именно.

В офисе царила атмосфера любопытства.

– К вам кто то пришел, шеф. Говорит, что вы его ждали.

– Он прав. Мне нужно двадцать минут, чтобы прочитать рапорты. Извинитесь перед ним и скажите, что я буду к его услугам, как только смогу, и что я сожалею, что приходится заставлять его ждать.

Сотрудники недоуменно подняли брови. Было не в привычке комиссара заставлять людей ждать. Что касается самого Ван дер Валька, его разбирало дьявольское любопытство, поэтому то он и гасил его в течение четверти часа бумажной работой.

– Сожалею, что так задержался. Мне пришлось поехать утром на похороны.

Ван дер Вальк не имел ни малейшего понятия о том, кто его ждет. Он не увидел перед собой человека в грязном плаще: скорее это был визитер из посольства – стройный молодой человек, на вид не более тридцати, в ладно сидящем темно синем костюме и неброском шелковом галстуке. От голландской погоды его защищал кожаный плащ, это правда, но не такой, какие обычно носят полицейские, а спортивный, из мягкой кожи и с ремнем. Портфель гостя был черным и дорогим, как и плащ, и изящным, как сам владелец. У комиссара не сложилось впечатления, что в этом портфеле лежал револьвер, но, без сомнения, учтивей было не выяснять этого. Светлые волосы, короткая стрижка, зеленоватые глаза, приученные не слишком бегать, искренний вид, который – кто знает? – мог быть и настоящим. Он выглядел до некоторой степени таким, каким, без сомнения, и был: блестящим молодым французским государственным чиновником со степенью в области политических наук.