|
- Так вот, - продолжал Мазарини, - пришло время использовать ваши способности и достоинства. В глазах офицера, как молния, сверкнула радость, но тотчас же погасла, так как он еще не знал, куда гнет Мазарини. - Приказывайте, монсеньер, - сказал он, - я рад повиноваться вашему преосвященству. - Господин д'Артаньян, - продолжал Мазарини, - в прошлое царствование вы совершали такие подвиги... - Вы слишком добры, монсеньер, вспоминая об этом. Правда, я сражался не без успеха... - Я говорю не о ваших военных подвигах, - сказал Мазарини, - потому что, хотя они и доставили вам славу, они превзойдены другими. Д'Артаньян прикинулся изумленным. - Что же вы не отвечаете?.. - сказал Мазарини. - Я ожидаю, монсеньер, когда вы соблаговолите объяснить мне, о каких подвигах вам угодно говорить. - Я говорю об одном приключении... Да вы отлично знаете, что я хочу сказать. - Увы, нет, монсеньер! - ответил в совершенном изумлении д'Артаньян. - Вы скромны, тем лучше! Я говорю об истории с королевой, об алмазных подвесках, о путешествии, которое вы совершили с тремя вашими друзьями. "Вот оно что! - подумал гасконец. - Уж не ловушка ли это? Надо держать ухо востро". И он изобразил на своем лице такое недоумение, что ему позавидовали бы Мондори и Бельроз, два лучших актера того времени. - Отлично! - сказал, смеясь, Мазарини. - Браво! Недаром мне сказали, что вы именно такой человек, какой мне нужен. Ну, что бы вы сделали для меня? - Все, монсеньер, что вы мне прикажете, - ответил д'Артаньян. - Сделали бы вы для меня то, что когда-то сделали для некоей королевы? "Положительно, - мелькнуло в голове д'Артаньяна, - он хочет заставить меня проговориться. Но мы поборемся. Не хитрее же он Ришелье, черт побери!" - Для королевы, монсеньер? Я не понимаю. - Вы не понимаете, что мне нужны вы и ваши три друга? - Какие три друга, монсеньер? - Те, что были у вас в прежнее время. - В прежнее время, монсеньер, - ответил д'Артаньян, - у меня было не трое, а полсотни друзей. В двадцать лет всех считаешь друзьями. - Хорошо, хорошо, господин офицер, - сказал Мазарини. - Скрытность - прекрасная вещь. Но как бы вам сегодня не пожалеть об излишней скрытности. - Пифагор заставлял своих учеников пять лет хранить безмолвие, монсеньер, чтобы научить их молчать, когда это нужно. - А вы хранили его двадцать лет. На пятнадцать лет больше, чем требовалось от философа-пифагорейца, и это кажется мне вполне достаточным. |
