Тем лучше. Объяснимся сегодня и кончим раз навсегда,
слышите?
- Но, ваше величество, - произнес Мазарини, удивленный этим неожиданным
проблеском силы, - я вовсе не требую, чтобы вы мне рассказали все.
- А я хочу вам все рассказать, - ответила Анна Австрийская. - Слушайте же.
Были в то время действительно четыре преданных сердца, четыре благородные
души, четыре верные шпаги, которые спасли мне больше чем жизнь: они спасли
мою честь.
- А! Вы сознаетесь в этом? - сказал Мазарини.
- Неужели, по-вашему, только виновный может трепетать за свою честь? Разве
нельзя обесчестить кого-нибудь, особенно женщину, на основании одной лишь
видимости? Да, все было против меня, и я неизбежно должна была лишиться
чести, а между тем, клянусь вам, я не была виновна. Клянусь...
Королева стала искать вокруг себя какой-нибудь священный предмет, на
котором она могла бы поклясться; она вынула из потайного стенного шкафа
ларчик розового дерева с серебряными инкрустациями и, поставив его на
алтарь, сказала:
- Клянусь священными реликвиями, хранящимися здесь, - я любила Бекингэма,
но Бекингэм не был моим любовником.
- А что это за священные предметы, на которых вы приносите клятву, ваше
величество? - спросил, улыбаясь, Мазарини. - Как вам известно, я римлянин,
а потому не легковерен. Бывают всякого рода реликвии.
Королева сняла с шеи маленький золотой ключик и подала его кардиналу.
- Откройте и посмотрите.
Удивленный Мазарини взял ключ, открыл ларчик и нашел в нем заржавленный
нож и два письма, из которых одно было запятнано кровью.
- Что это? - спросил Мазарини.
- Что это? - повторила Анна Австрийская, царственным жестом простирая над
раскрытым ларчиком руку, которую годы не лишили чудесной красоты. - Я вам
сейчас скажу. Эти два письма - единственные, которые я писала ему. А это
нож, которым Фельтон убил его. Прочтите письма, и вы увидите, лгу ли я.
Несмотря на полученное разрешение, Мазарини, безотчетно повинуясь чувству,
вместо того чтобы прочесть письма, взял нож: его умирающий Бекингэм вынул
из своей раны и через Ла Порта переслал королеве; лезвие было все источено
ржавчиной, в которую обратилась кровь. Кардинал смотрел на него с минуту,
и за это время королева стала бледней полотна, покрывающего алтарь, на
который она опиралась. Наконец кардинал с невольной дрожью положил нож
обратно в ларчик.
- Хорошо, ваше величество, я верю вашей клятве.
- Нет, нет, прочтите, - сказала королева, нахмурив брови, - прочтите. Я
хочу, я требую; я решила покончить с этим сейчас же и уже никогда больше к
этому не возвращаться. |