Изменить размер шрифта - +

      - Честь, которую вы мне оказываете, слишком велика, чтобы я мог забыться.
      - Но, дорогой граф, - сказал д'Артаньян, - кардинал вовсе и не собирался
      нас брать с собой. Дю Валлон и я настояли на том - пожалуй, даже несколько
      невежливым образом, но уж очень хотелось нам повидать вас.
      - Д'Артаньян! Портос! - воскликнул Атос.
      - Мы сами, собственной персоной, - сказал д'Артаньян.
      - Да, мы, - сказал Портос.
      - Что это значит? - спросил граф.
      - Это значит, - ответил Мазарини, снова пытаясь улыбнуться и кусая себе
      губы, - что роли переменились, и теперь эти господа не пленники, а,
      наоборот, я стал пленником этих господ, и не я сейчас диктую условия, а
      мне их диктуют. Но предупреждаю вас, господа, если вы мне не перережете
      горло, победа ваша будет непродолжительна; настанет мой черед, явятся...
      - Ах, монсеньер, - сказал д'Артаньян, - оставьте угрозы: вы подаете дурной
      пример. Мы так кротки и так милы с вашим преосвященством! Полноте, откинем
      всякую злобу, забудем обиды и побеседуем дружески.
      - Я ничего против этого не имею, господа, - сказал Мазарини, - но,
      приступая к обсуждению моего выкупа, я не хочу, чтобы вы считали ваше
      положение лучше, чем оно есть: поймав меня в западню, вы и сами попались.
      Как вы выйдете отсюда? Взгляните на эти решетки, на эти двери; взгляните
      или, вернее, вспомните о часовых, которые охраняют эти двери, о солдатах,
      которые наполняют двор, и взвесьте положение. Видите, я говорю с вами
      откровенно.
      "Хорошо, - подумал д'Артаньян, - надо быть настороже. Он что-то
      замышляет".
      - Я предлагал вам свободу, - продолжал министр, - и предлагаю опять.
      Желаете вы ее? Не пройдет и часа, как ваше отсутствие будет замечено, вас
      схватят, вам придется убить меня, а это будет ужасающее преступление,
      вовсе недостойное таких благородных дворян, как вы.
      "Он прав", - подумал Атос. И мысль эта, как все, что переживал этот
      благородный человек, тотчас же отразилась в его взоре.
      - Поэтому мы и прибегнем к этой мере лишь в последней крайности, -
      поспешно заявил д'Артаньян, чтобы разрушить надежду, которую могло вселить
      в кардинала молчаливое согласие Атоса.
      - Если же, напротив, вы меня отпустите, приняв от меня свободу... -
      продолжал Мазарини.
      - Как же мы можем согласиться принять от вас нашу свободу, когда от вас
      зависит снова нас ее лишить, как вы сами сейчас заявили, через пять минут
      после того, как вы ее нам дадите? И, зная вас, монсеньер, - добавил
      д'Артаньян, - я уверен, что вы это сделаете.
Быстрый переход