|
Но поверьте, ваше величество, так же верно, как то, что в груди у меня - сердце, которое бьется за вас, - вы были нашим кумиром, и - бог мой, разве вы этого не знаете? - мы двадцать раз рисковали жизнью за ваше величество. Неужели вы не сжалитесь над вашими верными слугами, которые в течение двадцати лет оставались в тени, ни словом, ни вздохом не выдав той великой, священной тайны, которую они имели счастье хранить вместе с вами? Посмотрите на меня, - на меня, который говорит с вами, - на меня, которого вы обвиняете в том, что я возвысил голос и говорю с вами угрожающе. Кто я?.. Бедный офицер без средств, без крова, без будущего, если взгляд королевы, которого я так долго ждал, не остановится на мне хоть на одну минуту. Посмотрите на графа де Ла Фер, благороднейшее сердце, цвет рыцарства: он восстал против королевы, вернее, против ее министра, и он, насколько мне известно, ничего не требует. Посмотрите, наконец, на господина дю Баллона - вспомните его верную душу и железную руку: он целых двадцать лет ждал одного слова из ваших уст, - слова, которое дало бы ему герб, давно им заслуженный. Взгляните, наконец, на ваш народ, который должен же что-нибудь значить для королевы, на ваш народ, который любит вас и вместе с тем страдает, который вы любите и который тем не менее голодает, который ничего иного не желает, как благословлять вас, и который иногда... Нет, я не прав: никогда народ ваш не будет проклинать вас, ваше величество. Итак, скажите одно слово - и всему настанет конец, мир сменит войну, слезы уступят место радости, горе - счастью. Анна Австрийская с удивлением увидела на суровое лице д'Артаньяна странное выражение нежности. - Зачем не сказали вы мне все это прежде, чем начали действовать? - сказала она. - Потому что надо было сначала доказать вашему величеству то, в чем вы, кажется, сомневались: что мы все же кое-чего стоим и заслуживаем некоторого внимания. - И, как я вижу, вы готовы доказывать это всякими средствами, не отступая ни перед чем? - сказала Анна Австрийская. - Мы и в прошлом никогда ни перед чем не отступали, - зачем же нам меняться? - И вы, пожалуй, способны, в случае моего отказа и, значит, решимости продолжать борьбу, похитить меня самое из дворца и выдать меня Фронде, как вы хотите теперь выдать ей моего министра? - Мы никогда об этом не думали, ваше величество, - сказал д'Артаньян, со своим ребяческим гасконским задором. - Но если бы мы вчетвером решили это, то непременно бы исполнили. - Мне следовало это знать, - прошептала Анна Австрийская. |
