|
- Да? Ну, в таком случае ему не поздоровилось, - сказал Базен. - Он умирает и хотел бы перед смертью исповедаться у господина коадъютора, который, как говорят, может отпускать самые тяжкие грехи. - И он воображает, что господин коадъютор обеспокоит себя для него? - Да, потому что господин коадъютор будто бы обещал ему это. - А кто тебе это сказал? - Сам Майяр. - Ты его видел? - Конечно, я был там, когда он упал. - А что ты там делал? - Я кричал: "Долой Мазарини! Смерть кардиналу! На виселицу итальянца!" Ведь вы сами учили меня так кричать. - Замолчи, обезьяна! - сказал Базен, с тревогой оглядываясь по сторонам. - Бедняга Майяр сказал мне: "Беги за коадъютором, Фрике, и если ты приведешь его ко мне, я сделаю тебя своим наследником". Подумайте только, дядя Базен, наследником Майяра, подателя святой воды с паперти святого Евстафия! Теперь моя будущность обеспечена! Но я готов и даром оказать ему услугу. Что вы скажете? - Пойду передам это господину коадъютору, - сказал Базен. И, подойдя медленно и почтительно к прелату, он шепнул ему на ухо несколько слов, на которые тот ответил утвердительным кивком головы. - Беги к раненому, - сказал Базен мальчику, - и скажи ему, чтобы он немного потерпел: монсеньер будет у него через час. - Хорошо, - сказал Фрике, - теперь судьба моя обеспечена. - Кстати, - сказал Базен, - куда отнесли его? - Б башню святого Иакова. В восторге от успеха своего посольства, Фрике, не снимая певческого костюма, в котором ему еще легче было пробираться сквозь толпу, поспешил к башне св. Иакова. Как только месса кончилась, коадъютор, выполняя свое обещание и даже не сняв церковного облачения, отправился в старую башню, которую так хорошо знал. Он поспел вовремя. Хотя раненый с каждой минутой становился все слабее и слабее, он был еще жив. Коадъютору открыли дверь комнаты, где лежал умирающий. Через несколько минут Фрике вышел оттуда, держа в руках тугой кожаный мешок; он тотчас же открыл его и, к своему великому удивлению, увидел, что мешок был набит золотом. Нищий сдержал слово: он сделал его своим наследником. - Ах, мать Наннета! - воскликнул Фрике, задыхаясь. - Ах, мать Наннета! Больше он ничего не мог сказать. Но если у него не было сил говорить, то ноги сохранили всю свою силу. Он опрометью помчался по улицам и, как марафонский гонец, павший на афинской площади с лаврами в руках, вбежал в дом советника Бруселя и в изнеможении грохнулся на пол, рассыпая из мешка свои луидоры. |
